Леди в озере

Я понимаю, о чем она, ведь я образованная женщина. Как-никак училась в Университете Коппина, собираясь стать учительницей, когда познакомилась с Изикиелом. Но эти слова задевают меня, потому что в ее устах они звучат почти как шутка. В церкви нет ничего смешного. Не знаю, кем бы я была без церкви, как бы держалась день за днем. Я говорю именно о церкви, а не об Иисусе. Конечно, я люблю Иисуса, он придает моей жизни смысл, но церковь с ее календарем и обрядами – церковь придает моей жизни форму. Может быть, кому-то это покажется странным, но для меня моя жизнь – это что-то вроде деревьев, как в фильмах про Тарзана. Каждое утро я встаю, хватаюсь за лиану и надеюсь, что она достаточно длинна, а мои руки достаточно крепки, чтобы перенести меня в следующий день. Хожу в церковь, меняю алтарные покровы, сменяют друг друга времена года, проходят года. Христос рождается, Христос умирает, Христос воскресает. Снова, снова и снова.

– Это мой дом, – говорю я, осознавая, что я сменила наш на мой. Но так оно и есть. Здесь я полновластная хозяйка. Здесь царит благопристойность. Здесь все под моим контролем. Клео Шервуд и ей подобные никогда не переступали мой порог. У меня мелькает мысль – а если бы я пустила в мой дом Клодию и ее «мужа»? Если бы здесь появился ребенок? Возможно, она согласилась бы отдать его мне. Ребенок мог бы все изменить. Из хотел детей.

– Я пришла с вами поговорить. О том, что вы и ваш муж делали в новогоднюю ночь. Он провел ее здесь, с вами? Всю ночь?

Но я уже закрываю дверь. Медленно, степенно. Хочу, чтобы она видела, что находится за моей спиной: великолепные комнаты, антикварные вещи, среди которых есть и французские. Бог не дал мне детей, и поэтому я сделала наш дом – наш дом, Изикиел, твой и мой, то место, куда ты возвращаешься в конце концов каждый вечер или каждое утро, – благословенным местом, красивым местом. Я хорошо веду хозяйство, красиво накрываю стол, прекрасно готовлю. Слушаю радио и нахожусь в курсе всех новостей. Я сделала все, что мужчина может просить у женщины, только не дала детей. Он простил мне оплошности тела, так что я прощаю ему его недостатки.

Эта нахалка стоит на моем крыльце еще минуту или около того, звонит еще раз, как будто первый разговор был всего лишь генеральной репетицией. Но это не так. Мы закончили.

Не моя вина, что Клео Шервуд была неосторожной молодой женщиной, которая не смогла остаться в живых. Не моя. Изикиел даже не подозревает, что я знала о ее существовании. И если я не знала, что она живет на свете – а разве делать вид, будто кого-то не существует, это не то же самое, что не знать этого? – то разве могу что-то знать о том, как она умерла?

Может быть, следовало разрешить им остаться, тем двоим, Дугласу и Клодии. Глядишь, тогда все бы было иначе. Она могла бы заменить мне дочь. Сельская девушка, бедная и неотесанная, но когда-то и я была сельской девушкой. А теперь у меня красивая одежда, жемчуга, дом, полный атласа, бархата и парчи. Может быть, если бы я позволила этому происходить под моей крышей, то уберегла бы всех?

Но я не могла. Просто не могла. Настоящая леди знает, чего не может, это выделяет ее. Чем бы ни была для моего мужа Клео Шервуд, она не была и не могла быть истинной леди. Она бы никогда не стала его женой, что бы ни болтала. Она самообольщалась.

* * *

Поднялась на ее крыльцо, позвонила в ее дверь…

Поднялась на ее крыльцо, позвонила в ее дверь. Вопреки своей воле я почти впечатлена, Мэдлин Шварц. Ты сделала то, что хотела сделать я, то, что я клялась сделать. И, смотри-ка, доклялась.

Ты понимаешь, что именно поэтому я сейчас мертва, Мэдди Шварц? Потому что говорила об этом, только и всего. Потому что сказала, что заставлю ее выслушать меня. Потому что была готова настоять на выполнении данных мне обещаний. Сделала бы я так на самом деле? Не знаю, но другие постарались, чтобы у меня не было возможности осуществить угрозы.

О, Мэдди Шварц, ты хоть понимаешь, что натворила?

Часть III

Август 1966 года

– Клео Шервуд встречалась с Изикиелом Тэйлором, уверена.

Боб Бауэр ел и не спешил отвечать. Откусил кусок сэндвича, поджаренного ржаного хлеба с сыром и солониной, и был полон решимости насладиться им. Мэдди отметила про себя, что ест он очень аккуратно и что не в его правилах ускорять процесс жевания просто потому, что кто-то ждет от него ответа.