– Вы все белены объелись, что ли? – Дарри отложил нож и повернулся к Бёртону. – Или перепили медовухи? Или совсем от безделья умом тронулись?!
– Ну так ты всё молчишь, а брехня – она же не лежит у плетня, вот и понеслось: кто-то что-то видел, кто-то слышал, каждый-то и додумал, чего мог. Вот и нитка таврачья привела в Ирмелин тогда, а стало быть, Зверь там точно был, ну и разное болтают…
– Послушай, Бёртон, ты вроде у нас не дурак, я же говорил – генерал заезжал к Лардо насчёт его сына и насчёт Зверя. Отправил своих людей по следу. И они не вернулись. Что ты ещё хочешь знать?
Бёртон посмотрел хитро, с прищуром.
– Нечто ты веришь в это, капитан? Мы тут-то, считай, не помелом деланные – всё же разведчики, подмечать-то умеем. Его милость как вроде с лица сошёл с того дня в Ирмелине. И вот ты тоже смурной – и все с того дня, как мы удирали из Рокны, будто воры какие. Чует моё сердце – неладное дело! С какого рожна мы три дня штурмовали Правый Рог, пока снег не пошёл? Когда надо было Левый брать! Чего обозов не дождались?
– Про Правый Рог разведчики сказали…
– Какие разведчики, капитан? Я туточки с Урлахом Белым говорил, а тот – с Дроздом, никто из них до Правого Рога не ездил, а ежели не Урлах, не мы, да не Дрозд, то кто? Знаешь ты других разведчиков, кто полезет на лаарскую сторону? Я бы ещё поверил, что наш колдун чего там в козьих кишках углядел, только вона, колдун и тот удивлялся.
– А ты у нас нынче с колдунами дружбу водить стал? Гляжу, они тебе уже докладывают, что да как, – усмехнулся Дарри.
– Э-э-э, какой же это орёл, коли по вороньим местам летает? Ни-ни, я с колдунами не вошкаюсь, но вот маркитантка наша…
– Ну, ясно! Колдун сказал бабе, баба – тебе! И ты ещё говоришь, что его милость «того»! Значит, сам ты у колдуна не спрашивал?
– Нешто я дурак? У колдуна возьмёшь рогожу, отдать надо будет и кожу! Но ты зря мне не веришь, капитан, у меня чутьё на всякую враницу. А тут дело нечисто…
Капитал верил. Виду не подавал, но чутью Бёртона доверял, как себе. И всё это ему тоже не нравилось. То, что на генерале лица не было – правда. И рассказ его в Ирмелине показался Дарри странным, но кто он такой, чтобы задавать генералу вопросы, на которые тот не хочет отвечать? А вот то, что сам Дарри стал злым и молчаливым, так об этом Бёртону знать не надо. Не хватало ещё, чтобы люди стали над ним подтрунивать из-за его сердечных дел. Если бы вот только сердце не ныло так…
Когда генерал сказал ему, что отдал дочь замуж за банкира из Гидэльина, Дарри готов был убить кого-нибудь. До последнего в душе верил, что Кайя не найдёт себе подходящего жениха на балу. И надеялся смутно, хоть и не признавался себе в этом.
Таврачья бабка посоветовала – отпусти её. Он бы и рад был, а не мог. Стоило подумать, как толстый купец или какой-то ростовщик будет её обнимать, целовать жирными губами… И Дарри тут же сжимал рукоять сабли, а сердце щемило в дикой тоске. А потом, как соль на рану – вспоминалась её улыбка. Как нежные пальцы касались его кожи, там, в горах, когда она накладывала ему повязку. И глаза, как весенний лес…
Как она спала на его плече…
Как смущалась и краснела…
И мысли эти жгли его калёным железом.
– …вот и гонец этот мне не нравится. Всё утро ходил, вынюхивал, как да чего…
Гонец прискакал спозаранку. И не пыльный юнец, который возит королевские послания, а бывалый воин на хорошей лошади. Въехал в лагерь, как к себе домой, осматривался. К генералу прошёл без доклада и всё утро пробыл у того в шатре. А Дарри велели быть поблизости. Вот он и сидел на колоде – чинил ремень, ожидая указаний.
Лагерь стоял на плато между Правым рогом и Левым. За последние дни сильно похолодало, чуть выше на склонах уже лёг первый снег, не глубокий ещё. Если бы в прошлый раз пошли на Левый Рог, то, скорее всего, были бы уже возле Уайры – ворот в Лааре. А вот сегодня подул дайка́н – ветер с севера, затягивал небо слоистыми хлопьями туч, и, понюхав воздух, наполнившийся теплом и влагой, Дарри понял – на перевал идёт метель. А в этих местах метель могла зарядить и на три дня, а это значит, что снега будет – конным не пройти. Потом, может быть, он и растает, но если схватится морозцем, то всё – ждать до весны.
Генерал молчал, молчала поисковая нить, и от безделья и мыслей о Кайе Дарри готов был волком выть, да ещё Бёртон подливал масла в огонь своими расспросами. И капитан слушал его вполуха.
– …и возницу послал по следу? Возницу-то зачем? А сундук с бабским тряпьём у него Тальд приметил? Он-то чей был? И корзинка с рукодельем в карете, нечто генерал кружева плёл?
– Стоп! Какая корзинка? Какой сундук? Ты, вообще, о чём?
– Да Тальд давеча мне сказал, что там, в Ирмелине, когда мы поехали осмотреть овраг, а Тальд остался у кареты, так его милость вёз сундук, а в нём – женское платье было и корзинка с рукодельем в карете, да потом он её припрятал!
Дарри отложил нож, собираясь расспросить у Бёртона подробности, но из шатра вышел гонец, а за ним следом появился Барк и замахал Дарри руками, приглашая внутрь.