Легенда дьявольского перекрестка

- Хорошо, - ответил Пауль Рейхенштейн. - Не стану повторяться со своей скучной биографией и ограничусь скупым пересказом приключившегося со мной в девятнадцатилетнем возрасте. И да, мой случай, как и у Михаэля, не стирался из памяти, потому что я только теперь получил возможность сопоставить все факты, позволяющие утверждать, что имел дело именно с дьяволом. Как и Михаэлю, мне бы не хотелось раскрывать подлинные имена участников тех событий и название местности.

Итак, в девятнадцать лет я приступил к службе в аббатстве Адденбах в должности помощника церковного нотариуса. Во владения нашего епископства входила громаднейшая и малозаселенная территория, включавшая в себя ряд островов в Северном море, граничивших с землями датчан и шведов, а потому имевших большое значение для Империи. На одном из островов - я буду называть его Швенценом - располагался древнейший на германском севере монастырь. Про его настоятеля шутили, что он стар, как мир, и, должно быть, лично видел сотворения Адама, нашего праотца.

Никогда Швенцен не огорчал епископство дурными вестями, но в одночасье все перевернулось с ног на голову, когда с острова сбежал монах по имени Томас и просто чудом смог добраться до епископа. Он поведал, что настоятель Мартин со своими приближенными творит в монастыре невероятные ужасы: кельи братьев на первом этаже он превратил в одиночные камеры, а подвал - в обширную пыточную. Все это сделано якобы для того, чтобы разоблачить демонов, скрывавшихся среди монахов. Церковь собрала особую комиссию, уполномоченную провести самое тщательное расследование инцидента, которая по дороге в Швенцен остановилась в Адденбахе.

Сана я никогда не имел. В то время начался первый виток внутренней реформы должностей, и церковных нотариусов стали по большому счету воспринимать как светских лиц, выполняющих для Церкви функции строго определенного характера. Как-то поутру я явился по службе в аббатство и был тут же приглашен к членам комиссии. Мне пояснили, что один из писарей, направлявшийся в Швенцен вместе со всеми, простудился, и ему будет лучше остаться в Адденбахе до выздоровления. Меня попросили заменить его в расследовании, и просьба эта была мягкой, нисколько не похожей на приказ. Я согласился без длительных раздумываний, и сделал это скорее потому, что мне предоставлялся шанс увидеть новых людей, посетить иные места и стать свидетелем занимательных событий. Не стану скрывать, тогда мне чудилось, что ничего более увлекательного в моей жизни никогда не случится. Ох, лучше бы и не случалось.

Мне хотелось, чтобы приключения начались немедленно, едва мы покинем Адденбах, но ничего подобного. Я абсолютно никого не знал из членов церковной комиссии, а знакомиться со мной чуть ближе никто не намеревался. Все вели себя крайне чопорно, подчеркнуто серьезно и даже между собой перебрасывались короткими фразами, которые и общением-то назвать затруднительно. А я изнемогал от нетерпения, желая поскорее во всех подробностях узнать, что такого ужасного стряслось на острове.

Пообщаться мне довелось лишь с Томасом, которого не собирались брать в монастырь Швенцена, однако он настоял, пояснив, что остальным монахам будет важно увидеть его целым и невредимым, и это развяжет им языки лучше всяких внушений и назиданий.

Возраст брата Томаса приближался к пятидесяти годам, его голова блестела огромной лысиной, но блеклые слезливые глаза, казалось, принадлежали унылому мальчишке, каждый день получающему тумаки и привыкшему с малых лет сносить оскорбления. С ним было нелегко разговаривать, я бы даже сказал, утомительно. Причинами тому явились его врожденная неуверенность и иррациональный страх перед людьми, которые обеспечивали ему защиту.

Томас посвятил монастырю большую часть своей жизни, найдя там покой, которого не имел в детстве и юности. Сильнее, чем он, обитель в Швенцене и уединенную монашескую жизнь любил только настоятель, отец Мартин. О нем Томас отзывался как о прекрасном благовоспитанном человеке, добром и внимательном, сделавшем много хорошего для братии и до недавних пор служившем образцом для всеобщего подражания. Невозможно представить никого лучше отца Мартина, утверждал Томас и сразу же грустнел, добавляя, что пару лет назад все изменилось коренным образом. Словно крепкую опору выбили из-под ног монастырской братии, и жизнь стала напоминать ночной кошмар, невнятный и непрекращающийся.

На острове с начала весны до первых чисел лета жили рыбаки с материка. Когда косяки рыбы уходили от наших берегов, то и рыбаки снимались с места и отправлялись туда, где их сети ожидали отличного улова. Так было заведено с очень давних времен, и всегда перед отбытием рыбаки говорили монахам прощальные слова, просили от настоятеля доброго напутствия. Но в тот год они пропали. Вот только вчера от стен монастыря виднелся дым костров около их простеньких лачуг, вчера еще ветер доносил с берега крики мужчин, а сегодня от рыбаков не осталось и следа, будто и не приплывали они три недели назад на Швенцен.