Легенда дьявольского перекрестка

Наотрез отказавшись возвращаться домой или подыскать себе работу поближе к родителям, которым в силу возраста уже требовалась забота со стороны сына, Виллем остался в Гейдельберге. Удержаться в университете ему не удалось. Не имея крыши над головой и денег, ему приходилось жить впроголодь даже тогда, когда он устроился в университетскую типографию. И жизнь могла сложиться иначе, если бы не его стремление постоянно быть в кругу близких ему по духу людей - студентов. А это, должен вам заметить, не самая хорошая компания.

К тому же связался парень с той категорией молодых людей, которых можно коротко описать словами: оторви и выбрось.

Постепенно жизнь Виллема превратилась в один сплошной загул с непрекращающимися пьянками и драками, прелюбодействами и азартными играми. И опаснее всего то, что это ему нравилось. Он часто оказывался в долгах, мошенничал и имел неприятности с властями.

Мать Виллема скоропостижно скончалась, и это горе подорвало здоровье отца. Тот писал сыну письма, умоляя навестить родной дом хоть ненадолго, но Виллем был так сильно занят веселыми попойками, что игнорировал эти просьбы. Даже известие о смерти отца он принял совершенно равнодушно, вспомнив о нем только спустя несколько месяцев, когда ему потребовалось срочно вернуть долги неким крайне серьезным людям.

Взять денег было неоткуда, и Виллем отправился на родину, намереваясь выручить звонкую монету с причитавшегося ему наследства. Однако выяснилось, что родители довольно давно продали кожевенное ремесло, чтобы обеспечить учебу сына, а оставшееся после их смерти по решению городского совета было роздано жителям, которые бескорыстно ухаживали за отцом Виллема в последние годы его жизни, понесли траты на церемонию погребения и содержание могил.

Согласиться с таким поворотом событий молодой человек никак не мог, поскольку все его стройные планы рушились в одночасье. И тогда он затеял судебную тяжбу с местным советом, который якобы жестоко нарушил его право на наследство.

Представитель городского совета заявил, что Виллем фактически отказался от наследства и не вправе претендовать на него по прошествии полугода. Во-первых, он проигнорировал по меньшей мере два письма, в которых ему сообщалось о скорбном событии. Во-вторых, один из жителей города, находясь по делам в Гейдельберге за шесть месяцев до визита Виллема на родину, встретил его и передал печальную весть о кончине отца. Этот свидетель предстал перед судьей и, кроме прочего, поведал, как Виллем грубо оттолкнул его, сказав, что ему нет никакого дела до чьей-либо смерти, а после зашагал прочь.

Допрос свидетеля состоялся вечером, и потому суд отложил рассмотрение дела до утра следующих суток, пообещав первым делом предоставить Виллему возможность объясниться.

В тот момент Виллем, должно быть, облегченно вздохнул, так как не имел ничего возразить на весомые заявления свидетеля.

Он и не думал утруждать свою фантазию выдумыванием возражений на официальные письма совета о смерти отца. Пусть в действительности он получал их, но ведь суд об этом не знал. Поэтому его ложь о том, что письма не достигли адресата, должна была быть принята судом в качестве вполне серьезного противовеса утверждениям ответчика. Другое дело живой свидетель, которого Виллем встречал в Гейдельберге на самом деле.

В угнетенном состоянии Виллем забрел в трактир, не переставая мысленно повторять все сказанное свидетелем в зале суда. Такой правдивый и такой неудобный свидетель.

Не успел он заказать ужин и кружку пива, как к его столу подсел рослый детина, примерно одного с Виллемом возраста. Он представился Морицем, и скоро выяснилось, что они вместе учились в гимназии Штутгарта, которую Мориц так и не сподобился закончить.

Как мог Виллем напрягал память, но даже намека на какого-то Морица в его голове не проскакивало. Впрочем, это не представлялось Виллему чем-то важным, а немного погодя он и вовсе перестал об этом думать, считая Морица на редкость приятным собеседником. Еще бы, ведь детина так пренебрежительно отзывался о горожанах и суде, глубоко проникся проблемой Виллема и искренне желал ему выиграть тяжбу.

Неизвестно, какая по счету кружка пива развязала Виллему язык, и он откровенно изложил Морицу суть своего затруднения, закончив так:

- И завтра мне предстоит назвать свидетеля лжецом или убедить суд в том, что этот человек просто обознался.

Мориц скривился:

- Нет, так ничего не выгорит. Какой бы путь из этих двух ты не выбрал, судья потребует свидетеля поклясться на Священном писании, и тупоголовый деревенский осел наверняка это сделает. Поверь, дружище, я сам не раз участвовал в столь же каверзных делах, и клятва перед Богом, как ни крути, побьет твою карту. Другое дело, если отталкиваться от уже произнесенных слов и как-нибудь их вывернуть, - Мориц быстро и звонко защелкал пальцами, прищурился, что-то напряженно обдумывая, и попросил: - Ну-ка, повтори мне дословно слова свидетеля, когда он встретил тебя.

- Он сказал, что у него для меня трагическое известие, что умер отец.