От расстройства он закопошился в постели и следом почувствовал на себе пронзительный, словно видящий в темноте взгляд.
— Голова болит, — пожаловался Эйнард, чтобы как-то оправдать собственное беспокойство. — Извини, если не даю тебе заснуть…
— Да я выспался уже сегодня, — негромко усмехнулся Лил и сел на полке, скрестив ноги. — Могу принести воды, если только ты сможешь объяснить, какое отношение к твоей голове имеют дракон, Беанна и госпиталь.
Эйнард тоже поднялся и изумленно воззрился на соседа. Выходит, он все-таки спал? И во сне выболтал все свои сокровенные мысли?
А Лил все это услышал и запомнил?
— Воды не хочу, — с трудом прохрипел он. Лил кивнул.
— Хорошо, значит, с головой разобрались. Как насчет всего остального?
Эйнард обреченно повалился лицом на подушку и накрыл затылок руками. Потом вдруг принял решение.
— Раз уж мы оба не хотим спать, давай скоротаем ночь за познавательными историями, — предложил он. — Ты мне расскажешь про себя, а я тебе про себя. Так мы ответим на половину интересующих нас обоих вопросов. Правда, думаю, моя повесть не будет и вполовину столь интересна, как твоя…
— И все же я предпочту услышать ее первой, — тоном, не допускающим возражений, заявил Лил. Эйнард вздохнул, но упрямиться не стал.
— Отец заболел, когда мне едва исполнилось семь, — начал он свой рассказ и поведал затем о том, как искал способ помочь отцу, перерыв всю имеющуюся в Армелоне литературу, но спасти его, конечно, не смог. Как загорелся после этого идеей научиться врачевать людей, но ни одна ведунья не согласилась поделиться с ним своими знаниями, потому как «не мужское это дело — за больными ухаживать». Как узнал о том, что в южных странах, где искусство врачевания людей возведено в некий культ, существуют специальные школы для желающих овладеть этой профессией, и как вопреки желанию матери сбежал в четырнадцать лет из дома и отправился за своей мечтой.
Боги были благосклонны к нему, и вот, спустя десять лет, Эйнард возвращался в Армелон в статусе практикующего доктора, которому за эти годы удалось многое узнать и довольно-таки многого достичь. Он нес с собой в ящике лучшие образцы изобретенных в южных странах лекарств, чтобы попытаться здесь, в Армелоне, наладить их производство, а также некоторые другие предметы, которые помогли бы ему попробовать организовать в родном городе первый госпиталь, столь необходимый для сохранения жизней больных и раненых.
— И что теперь? — поинтересовался Лил. — Откажешься от своей затеи и вступишь в ряды воинов?
Эйнард передернул плечами, будто Лил уличил его в каком-то грязном деле.
— Теперь будет, конечно, посложнее, — задумчиво ответил он, и на лице его появилось выражение упрямой целеустремленности. — Но предать мечту — все равно что предать себя: лучше сразу в гроб. Уж ты-то должен меня понимать.
Лил склонил голову на бок и изучающее посмотрел на Эйнарда, пытаясь решить, какую часть собственной жизни стоит тому поведать в качестве обещанной истории про дракона. Пожалуй, если прикрыть собственные чувства к Ариане долгом и благодарностью за спасенную жизнь, больше утаивать ему нечего. Да и не узнает Эйнард из его рассказа ничего, что не было бы известно любому армелонцу старше десяти лет. Одним больше, одним меньше…
Эйнард слушал с завидным вниманием, не перебивая, а словно складывая отдельные кусочки мозаики в единый узор. А когда Лил закончил, тяжело вздохнул.
— И я еще жаловался тебе на свою жизнь, — пристыженно проговорил он. Лил усмехнулся.
— Ты вроде не жаловался, — заметил он. — Да и мне жаловаться не на что. Вряд ли хоть один дракон может похвастаться тем, что трижды вырвался живым из рук охотников.
Эйнард качнул головой.