Легенда о Маат

Когда она кружилась, полы её юбки подбирали серый песок. Это был танец: прекрасный танец пустынной стихии и маленькой девочки, в шёлковых волосах которой застряли короткие веточки и цветочки.

Я моргнула и, замерев, прижала руки к груди. Сердце забилось так часто, что, казалось, могло вот-вот выпрыгнуть. А потом я снова увидела её, но… она перестала убегать. Сатет лежала на холодном полу и не двигалась. То, что она дышит, с долей облегчения я поняла уже после того, как упала рядом и схватила за руку, считая слабый пульс.

Тело пронзило страхом, который я не испытывала никогда прежде. Меня парализовало, и я не знала, что делать, безумным взглядом цепляясь за то, как неровно дрожали её веки и длинные, как у папы, ресницы. Но времени на бездействие не было. Ни единой секунды на жалость к себе и глубокий самоанализ.

Повинуясь всколыхнувшему всё нутро инстинкту, я подхватила девочку на руки. Она была лёгкой, словно пёрышко, но меня всё равно потянуло к земле. И после я очень смутно осознавала то, что произошло дальше. Я едва помнила, как Акер встретил меня в саду и как я пошла следом, когда отдала ему Сатет. Как мы зашли во дворец и встретили Бастет, виделось в тумане слёз.

– Всё хорошо, Маат, – поразительно спокойным голосом успокаивала Бастет, когда мы бежали следом за Акером, нёсшим Сатет в её покои. Топот наших ног разлетался по безмолвным, чёрным коридорам глухим, тревожным эхо.

Я не верила Бастет. Не слышала, что она говорила.

– Маат, с ней такое бывает, – продолжала она. – Пожалуйста, успокойся.

Но я была спокойна – по крайней мере, мне так казалось. Я не слышала собственных рыданий, не чувствовала, как дрожала и хрипела, будто не могла дышать.

Когда в конце коридора показался силуэт Габриэля, я совсем лишилась чувств и, прижавшись к стене, замерла. Тревожная пелена мешала видеть, и я не смогла разглядеть, с каким выражением лица он взял Сатет из рук Акера и сказал:

– Всё хорошо, отнесём её в кровать.

«Всё хорошо». «С ней такое бывает». Об этом помнили все вокруг. Все вокруг знали, что делать, как помочь Сатет. Все, кроме меня. Я забыла её. Я забыла Сатет.

Словно во сне, с трудом перебирая тяжёлыми ногами, я пошла следом за Акером и Габриэлем. Бастет попыталась удержать меня, в очередной раз предложив успокоиться, но я оттолкнула её.

– Маат. – Анубис перехватил меня в дверях. Там, за его спиной, Сатет уложили на кровать. – Маат, пожалуйста, успокойся.

– Пусти, пусти меня, – прохрипела я, обессиленно дёрнувшись в его руках. – Что происходит?

Он не успел ответить: Акер позвал его. И Анубис вместе с Бастет, которая зашла в комнату следом за мной, бросились к Сатет. Силуэты над кроватью смешались в крупную тень, отбрасываемую зажжённой на прикроватной тумбе свечой.

Они разговаривали, беспокойно двигались, но я не могла разобрать ни слов, ни действий. Внутри меня что-то сломалось. Что-то жизненно важное, что-то такое, что прежде не смог сломать ни Габриэль, ни кто-либо из безусловно дорогих мне людей.

Две тысячи лет назад я сбежала из Дуата, пожертвовала Габриэлем, пожертвовала своей семьёй. Я наделала целую кучу ошибок. Забыла Габриэля, свою семью и саму себя. Мне было очень больно, и я бы не осудила любого другого за решение начать заново, зная, что вернуться в прошлое уже невозможно. Всё, что я сделала, можно было объяснить, может быть, даже исправить. Всё, кроме того, что я забыла Сатет. Всё, кроме того, что я бросила её. И, будь я смертной, наверное, в тот самый момент умерла бы от этого осознания. По крайней мере, мне хотелось. Однако слёзы душили недостаточно сильно. Холодный взгляд Габриэля убивал недостаточно быстро.

Он подошёл ко мне и навис сверху, но не спешил чтолибо говорить или делать. Я сидела на полу, прижимая колени к груди, и невидящим взглядом смотрела куда-то сквозь него.

Я забыла Сатет. А он… Всё это время, все эти тысячелетия он помнил её. Он жил с болью, с которой я так и не смогла справиться. Жил с последствиями моих решений и сейчас смотрел и видел, как я осознавала это.

– Милая. – Бастет сделала шаг в мою сторону. – Тушканчик…

Но Габриэль не позволил ей утешить меня. Он задержал её, наслаждаясь тем, как я сгорала от боли.

– Ты слишком жесток, – прошептала Бастет.

Недостаточно. Он был недостаточно жесток, и, когда Габриэль схватил меня за руку и заставил встать, я подумала, что сейчас он исправит это. Сейчас я узнаю степень жестокости, которую заслужила за совершённые поступки.

Я не сопротивлялась, когда он потащил меня прочь из комнаты. Я спотыкалась, потому что во мне не было сил идти, но я правда спешила получить заслуженное наказание. Я надеялась, что новая, может быть, даже физическая, боль заглушит разрывающееся на части сердце.

Когда Габриэль завернул за очередной угол и остановился, я была готова умолять его причинить мне боль, но…