Легенда о Сан-Микеле

Но старая Анна обожала фотографические карточки. С того знаменательного дня, когда она из жалкой продавщицы цветов на площади Испании стала привратницей в доме Китса, Анна принялась коллекционировать фотографии. Нередко, отчитав ее за какой-нибудь из многочисленных недостатков, я затем посылал в ее каморку под лестницей Тринита-деи-Монти голубя мира с фотографией в клюве. А когда замученный бессонницей я навсегда покинул дом Китса, Анна завладела целым ящиком моего письменного стола, который был полон фотографическими карточками всех сортов и размеров. Должен откровенно сознаться, что я был рад от них отделаться. Анна тут ни при чем – во всем виноват я.

На следующий год, ненадолго посетив весной Париж и Лондон, я заметил, что многие из моих бывших пациентов и их родственники держатся со мной весьма сухо, чтобы не сказать холодно. Когда, возвращаясь на Капри, я проезжал через Рим, времени у меня хватало, только чтобы пообедать в шведском посольстве. Посланник был мрачен, и даже очаровательная хозяйка дома почти не прерывала молчания. Когда я собирался на вокзал, чтобы с ночным поездом отправиться в Неаполь, мой старый друг сказал, что мне давно пора возвратиться на Капри и весь остаток дней провести среди собак и обезьян. В приличном обществе мне больше делать нечего. То, что я натворил, выехав из дома Китса, побивает все прежние мои выходки.

И со сдержанной яростью он рассказал о том, как в прошлый сочельник случайно оказался на площади Испании, по обыкновению заполненной туристами, и вдруг у дверей дома Китса увидел Анну. Перед ней на столике лежали стопки фотографий, и она пронзительно взывала к прохожим:

– Поглядите-ка на эту красивую синьорину с вьющимися локонами – последняя цена две лиры.

– Взгляните на синьору американку, на ее жемчуга и бриллиантовые серьги. Всего две с половиной лиры, торопитесь купить!

– Не упускайте эту благородную маркизу в мехах! Посмотрите на эту герцогиню в бальном платье, всю в декольте, с короной на голове. Четыре лиры. Просто подарок!

– А здесь синьора с раскрытым ртом. Цена снижена – полторы лиры.

– А вот свихнувшаяся синьора, которая все время смеялась. Последняя цена – одна лира.

– Рыжая синьора, от которой всегда пахло водкой, – полторы лиры.

– А вот синьорина из гостиницы «Европа», которая была влюблена в господина доктора. Две с половиной лиры.

– Поглядите на французскую синьору, которая спрятала под накидку и унесла портсигар, бедняжечка, но не по своей вине – просто у нее голова не в порядке. Цена снижена – одна лира.

– Вот русская синьора, которая хотела отравить сову. Две лиры, и ни сольдо меньше.

– А вот баронесса – наполовину женщина, наполовину мужчина. Господи Боже мой, этого даже понять нельзя. Доктор говорит, что она такой родилась. Две лиры двадцать пять сольдо, смотрите не упустите случай!

– А вот белокурая графиня, которая так нравилась господину доктору. Посмотрите, как она мила. Не меньше трех лир.

– А вот…

Среди этих дам красовалась и его собственная большая фотография: он был снят в парадном мундире с орденами и в треуголке, а надпись на ней гласила: «А.М. от его старого друга К.Б.». Анна сказала, что возьмет за нее недорого, одну лиру, так как главный ее товар – фотографии дам. В посольство посыпались негодующие письма от моих бывших пациенток, их отцов, мужей и женихов. Некий разъяренный француз, увидевший во время свадебного путешествия фотографию своей молодой жены в витрине парикмахера на виа Кроче, потребовал, чтобы ему сообщили мой адрес: он намеревался вызвать меня на дуэль. Посланник выразил надежду, что француз окажется хорошим стрелком, – он ведь всегда предсказывал, что я умру не своей смертью.

Старая Анна все еще продает цветы на площади Испании – купите у нее букетик фиалок или подарите ей свою фотографию. Времена сейчас тяжелые…

Я хорошо помню маленького человека, явившегося ко мне после окончания приема с видом полного отчаяния. Он упал на стул и протянул мне свою визитную карточку. Уже одно его имя было для меня кошмаром: мистер Чарльз Вашингтон Лонгфелло Перкинс-младший. Он извинился, что не ответил на два моих письма и телеграмму – решил приехать лично, чтобы в последний раз воззвать к моему милосердию. Я повторил свою просьбу и добавил, что нечестно взваливать только на меня одного такую обузу, как миссис Перкинс, у меня нет больше сил. Он ответил, что у него их тоже нет. Он деловой человек и хотел бы разрешить вопрос по-деловому – он готов отдавать половину годового дохода, с выплатой вперед. Я ответил, что вопрос не в деньгах, а в том, что мне нужен покой. Известно ли ему, что она уже больше трех месяцев подряд бомбардирует меня письмами из расчета три письма в день? И что по вечерам я вынужден выключать телефон? Известно ли ему, что она купила самых резвых лошадей в Риме и гоняется за мной по всему городу и мне пришлось даже отказаться от вечерних прогулок с собаками на Пинчио? Известно ли ему, что она сняла целый этаж против моего дома, на виа Кондотти, и с помощью мощной подзорной трубы ведет наблюдение за всеми, кто приходит ко мне?