Легенда о сердце леса

Я говорю ему, что на другой стороне находится мой дом, что я пересекаю лес каждый день, чтобы сократить путь, и что здесь никогда нет людей. Поэтому тут лучшее место для откровенного разговора. Джон улыбается. Ненавижу, когда он улыбается. Я не знаю, о чём он думает, и не пытаюсь это выяснить, я не хочу пользоваться преимуществом и собираюсь разговаривать с ним как человек. Я надеюсь, что следопыт не услышит нас и не побежит рассказывать Совету, что я подвергаю их опасности. Хотя Раймон точно узнает. И отец. И Лиам. Я могу помешать эльфам услышать, о чём я думаю, но было бы нелепо говорить тихо, когда мы одни в лесу.

– Я не собираюсь облегчать тебе задачу, – прерывает мои мысли голос Джона.

Я иду по тропинке, а он шагает рядом. Я слышу его взволнованное сердцебиение, воздух, без труда входящий и выходящий из лёгких, и тонкий, никому не слышный стон, когда его грудь вздымается, а кожа на боку растягивается вокруг шрама. Я хочу объяснить, что знаю, как это больно, и что ему не нужно притворяться ради меня. Я хочу рассказать, что точно знаю, где ему больно, потому что была на месте аварии, но я сосредотачиваюсь на мяче и молчу, позволяя прохладе полудня окутать нас.

– Ты так боишься?

Не знаю, что он имеет в виду. А может, просто не хочу знать, но, похоже, его забавляет эта ситуация. Возможно, он убежит отсюда через несколько минут и больше никогда не захочет меня видеть, а я не готова терять друга. Лиам, мама, папа… Я потеряла слишком много людей в своей жизни, чтобы относиться к подобной угрозе легкомысленно. Джон встаёт передо мной, забирает мяч из моих рук и бросает его. Я слышу, как он катится прочь.

– Да ладно, всё не может быть так ужасно.

Меня очень беспокоит, что он всё ещё улыбается. На секунду мне хочется заглянуть в его мысли, но я сдерживаю себя.

– Джон, я должна тебе кое-что сказать, но я не знаю, как ты это воспримешь.

– Ничто из того, что ты скажешь, не может меня разозлить, – говорит он. И он подходит немного ближе.

О, он только так думает. Я как раз много чего такого могу сказать.

– Перестань улыбаться, ты не облегчаешь мне задачу.

На это Джон улыбается ещё шире, и я замечаю, что его зубы немного кривые. Как и в случае с Крисом, несовершенство делает его неотразимым. Он притворяется серьёзным, чем вызывает у меня смех.

– Помнишь, что ты говорил о своей матери?

Джон не отвечает, и мой вопрос, кажется, удивил его, но я продолжаю:

– Ты сказал, что я буду ей нравиться, что бы ни делала.

– Это из-за моей матери?

– Моей маме ты бы тоже понравился.

Теперь всё стало очень серьёзно. Возможно, упоминать Грету было не самой лучшей идеей, но я не знаю, как сказать ему, кто я.

– Только ей?

Теперь уже я ничего не понимаю.

– Давай, Зойла. Я бы хотел встретиться с ней, очень хотел. Но я не верю, что мы проделали такой путь, а ты дрожишь, как маленькая мышка, из-за того, что подумает моя или твоя мать.

Я смотрю ему в глаза. Они настолько светлые, что кажутся прозрачными. Джон делает шаг навстречу, и мы почти касаемся друг друга. Он берёт меня за руки. Я дрожу от холода и, кажется, отдала бы полжизни, чтобы он обнял меня и согрел, чтобы я могла открыть дверь в свой разум и не должна была ничего говорить. Мне не хватает слов, и я напугана до смерти. Он наклоняется ко мне, и мне требуется секунда, чтобы понять, что он задумал. Ещё секунда, чтобы улыбка исчезла с его губ, когда они встретились с моими. И ещё две, чтобы я успела среагировать и отстраниться от него. Я вижу такое разочарование на его лице, что мне хочется плакать.

– Прости, – обиженно говорит он.

– Нет-нет. Просто. Я подумала. Я…

Он отпускает мои руки, подбирает мяч с земли и уходит к дереву. Он сидит, прислонившись к стволу, и я непроизвольно смотрю вверх, на кроны, опасаясь, что сейчас появятся эльфы. Сердцебиение следопыта исчезло. Я не заметила, когда он ушёл, но могу предположить.

– Давай, иди сюда, садись, – говорит Джон, указывая на землю рядом с собой.

– Джон, мне очень жаль, правда. Мне жаль, если ты подумал, что я привела тебя сюда для этого. Я думала, что ты… Боже, я чувствую себя глупо. Я не думала, что нравлюсь тебе, Джон.

Улыбка, с которой он смотрит на меня со своего места, причиняет мне боль, потому что это не флирт, который был недавно, как я теперь понимаю, а презрение. Теперь он презирает меня за то, что я была глупой маленькой девочкой. Я сажусь напротив него, скрестив ноги. Я не смею поднять глаза, когда он начинает говорить.

– Ты нравишься мне как человек, Зойла. Мне вообще нравятся люди, всякие. Ты, Крис… Мне нравится общаться, и я пытался объяснить это маме. Но не думал, что и тебе придётся объяснять. В любом случае, мы пошли сюда, потому что ты хотела сказать мне что-то важное. Я запутался, вот и всё.

Это не всё. Это не половина, даже не тысячная часть всего. Он сказал, что ему нравятся люди, и плотная печаль распространяется внутри меня, поглощая всё. Я стараюсь не плакать, но у меня не получается.

– Давай, не сгущай краски. – Джон поднимает руку, чтобы смахнуть слезу с моей щеки, но я останавливаю его прежде, чем он это делает.