Легенда о сердце леса

Я подношу руки к шее Эвии и представляю её горло. Я расширяю его, помогаю келчу быстро достичь желудка, перейти в кровь, а оттуда проталкиваю его в пуповину, которая питает ребёнка. Я слышу дыхание позади себя и концентрируюсь на том, чтобы следовать за ним, чтобы держать в голове что-то, кроме устрашающего биения этого крошечного сердца. Это не занимает много времени. Ребёнок шевелится, двигается, но его сердце начинает биться немного медленнее. Я возвращаюсь в Эвию. Воздух медленно входит в её легкие, и вены, ведущие к сердцу, начинают сдуваться. Её сердцебиение возвращается к ритму, который быстрее, чем у эльфа, но медленнее, чем у человека. Ребёнок больше не беспокоится, и кажется, что они стали одним целым. Я опускаюсь на пол, всё ещё держась за живот Эвии, пока папа не берёт меня за руки.

– Вот и всё, малышка. Вот и всё.

Я не знаю, когда он пришёл, но очень рада его видеть. Он садится на пол рядом со мной и обнимает меня. Я кладу голову ему на грудь и плачу в его объятиях. Возможно, он даже поёт мне колыбельную.

– Прости, папа. Я не знаю, смогу ли спасти её.

Глава 23 Секреты

Страх синий. Я знала это, но ещё никогда не видела такого насыщенного синего цвета, как тот, что окружал отца, когда он пришёл за мной. И больше я такого видеть не хочу. Отец заставил меня услышать его зов, когда он бежал, и я не знаю, как ему это удалось. Может быть, мы просто оба нуждались в нём. Я открываю глаза и не узнаю окружающую реальность, но лицо отца успокаивает меня. Мне не нужно видеть его цвет, чтобы понять, что он чувствует или через что ему пришлось пройти. Кто-то уложил меня в гамак, где раньше лежала Эвия. Хотя возможно, это другой, точно такой же гамак. Я пытаюсь сесть, но у меня нет сил, и я сдаюсь. Снова закрываю глаза. Вот бы уснуть и спать, пока всё это не закончится, чтобы никто не винил меня за что бы то ни было.

Никто, кроме меня.

В комнате есть кто-то ещё, но никто не разговаривает. Я слышу сердцебиение отца и не знаю, почему узнаю его. Также я почти уверена, что пришёл Лиам – его замедленный пульс сопровождается покалыванием в затылке. Я слышу Эвию и её ребёнка, чьи сердца звучат почти в унисон. И ещё есть эльф. Я открываю глаза: это Раймон.

– Ух ты, воссоединение семьи.

Отец на мою шутку не реагирует. Как будто видеть меня в сознании и слышать мой голос недостаточно, чтобы понять, что со мной всё в порядке. Я тянусь к его руке и глажу её. Я сказала ему, что не смогу спасти Эвию. Наконец мне удаётся сесть и подойти к своеобразному дивану в углу. Эвия сидит в деревянном кресле-качалке посреди комнаты. Она такая маленькая и бледная, что похожа на одну из тех фарфоровых кукол, которые бабушка держит на верхней полке шкафа. Теперь она действительно напоминает мне призрака. Она без слов благодарит меня, но на большее у неё не хватает сил. Папа подходит, но не решается сесть рядом со мной. На самом деле никто не садится рядом со мной, как будто диван – это моя территория, и они должны спрашивать разрешения, чтобы войти на неё. Но вот Раймон делает шаг ко мне, и я безмолвно благодарю его.

– Как ты? – спрашивает он меня вслух.

Мне трудно говорить, и я удивляюсь, почему он не задал этот вопрос без слов, но потом я смотрю на папу. В конце концов, он тоже, наверное, волнуется. Когда я говорю им, что со мной всё в порядке, что я устала, но всё в порядке, Раймон заполняет моё сознание тихой колыбельной, и мне требуется всего несколько секунд, чтобы её узнать. Это не папа пел мне. Это Раймон был здесь, пока я пыталась спасти Эвию и её ребенка.

«Ты позвала меня».

Я не помню, не знаю, в какой момент я произнесла его имя, но предполагаю, что это могло произойти, пока я бежала к хижине или во время приступа паники перед школой.

Я подхожу к креслу-качалке и сажусь на деревянный табурет из того же дерева, что пол и стены хижины. Я даже не замечала его поначалу, так он с ними сливался.

– Сколько времени ты мне даёшь? – спрашивает Эвия.

Я не могу ответить. Никто не осмеливается высказаться, но все мы задаём себе один и тот же вопрос: сколько времени мы выиграли? С таким медленным сердцебиением ребёнок долго не протянет, а Эвия достигла максимума, который она может вынести. Они оба чуть не погибли.

«Зойла, – говорит она мне, – ты должна его спасти».

«Не волнуйся, я спасу вас обоих».

Я знаю, что нарушила своё обещание не лгать ей, но она слишком слаба, чтобы спорить или напоминать ей, что мы делаем всё по-моему. «Нет, Зойла, мы с тобой обе знаем, что ты не сможешь спасти нас обоих. Не говори им, не позволяй отцу уговорить тебя, просто спаси моего ребёнка. Обещай мне, что сделаешь это».

А может быть, у неё ещё есть силы. И их достаточно, чтобы вырвать из меня это обещание. Я не могу обещать ей ничего подобного, это не то, о чём мы договаривались.