Легенда о Великой волне

В редкие минуты затишья Ясир пытался что-нибудь увидеть в лобовое стекло, закрытое опустившимися панелями, но через узкую щелку разглядеть пустыню было совершенно невозможно.

Оглушительно барабанил дождь, и от этого по коже бегали мурашки. Будто сидишь в чашке рядом с гигантским миксером.

Судя по тому, что Ясир знал о пневмошарнирах (единственных бронированных и полностью герметичных модулях Мира9, которые могли выжить после удара волны средних размеров), Карданик не остановится, пока не доберется до пункта назначения или до материнского модуля того же класса (для которого он был чем-то вроде спасательной автоматизированной шлюпки, спускавшейся на песок при внештатной ситуации – кораблекрушении, песчаном заносе, механической неисправности и стихийном бедствии).

В таком грохоте все равно не уснешь. Да еще в голову лезли всякие мысли о том, сколько времени он здесь проведет – и, вообще, останется ли жив к концу путешествия.

Ясир принялся рассеянно листать бортовой журнал, найденный в кармане кресла, и наткнулся на фразу, которая привлекла его внимание: «В геометрии каждой плоскости, каждого угла, каждой формы есть какая-то дерзкая симметрия. Из-за нее ты теряешь чувство ориентации в пространстве. Мозг постоянно рискует утратить свои точки опоры: на зрение полагаться нельзя – того и гляди обманет».

Сложновато написано, но в целом он понял, о чем идет речь.

Отложил в сторону журнал и посмотрел на валявшиеся на полу музыкальные цилиндры. Вот бы снова их включить! Тогда до конца пути у него была бы хоть какая-то компания. Ясир знал, что в стандартной комплектации пневмошарнира есть книги, музыкальные цилиндры, игральные карты, шашки и шахматы любых форм и размеров, благодаря которым пассажиры этих негостеприимных шлюпок могут себя немного развлечь во время долгого и пугающего своей непредсказуемостью путешествия.

Мальчик огляделся: казалось, все вокруг было только что смазано. Уж чего-чего, а масла в пневмошарнире всегда хоть отбавляй. А Ясир ведь – полировщик.

Найдя какую-то тряпку, он повозил ею по стене, чтобы пропитать маслом, а потом взял первый попавшийся цилиндр из стойки рядом с органом. Натереть его до блеска, не рискуя повредить зубы, оказалось довольно сложно. Наконец работа была сделана. Ясир поднял цилиндр, осмотрел его, сдул оставшиеся пылинки и вставил в гнездо.

Ничего не произошло. Может, он просто выбрал не тот цилиндр. Или масла слишком много…

Похоже, у него начинается песчаная болезнь. Мальчик схватил второй цилиндр и уселся в кресло, но вместо того, чтобы сразу начать полировку, скрестил руки на груди и закрыл глаза, стараясь отогнать тошноту.

В этот момент механический голос начал свой рассказ…

Имя корабля он видел лишь несколько секунд, но этого хватило, чтобы оно навсегда отпечаталось в его сознании. Как самая навязчивая идея. Как клеймо. Как выжженная «М» у него на лбу. Шесть перевернутых букв из сильно потрепанного железа.

К К А Р И С.

Или С И Р А К К.

Металл кратко описал ему все, что было нужно: класс, пескоизмещение, грузоподъемность, порт приписки, количество колес, имя капитана и помощника. Даже наличие ржавчиков на борту. Кроме координат местоположения. Оставалось выяснить только их.

Но внезапно все погрузилось во тьму. Цепь воспоминаний и картинок порвалась. Контакт с кораблем и его экипажем был потерян.

Сиракк исчезла. Пропала. Испарилась.

Несмотря на апокалипсис, ушла из Мехаратта, не дожидаясь конца бури. И теперь между кораблем и портом был только песок. Белый шум, неотшлифованная плита.

– Вот чокнутые! Придурки! А ты, женщина за штурвалом, будь проклята во веки веков!

АзурМиз ударил кулаком по рукоятке телеграфа, и стрелка переместилась назад, в положение «Полный вперед».

Корабль фыркнул, раздался громкий выхлоп. А потом палубы пугающе задрожали.

Зуар, сжав руками штурвал, метнул на АзурМиза гневный взгляд.

– Если кто и чокнутый, так это ты! Мы не можем идти с такой скоростью! – И, не дожидаясь ответа, вернул рукоятку в положение «Медленно вперед».

АзурМиз понимал, что помощник прав. Видеть он не мог, но чувствовал корабль как каждый свой палец на левой ноге, чувствовал каждый оборот колес, каждый пройденный метр.

Дождь лупил по стеклам рубки с такой силой, что видимость сократилась до тридцати метров, если не меньше. От треска пулеметных очередей дождевых капель у механокардиоников сводило зубы.

Слышался грохот и глухие удары перекатывающихся по палубе предметов. Перегородки тряслись под напором ветра. Потом что-то загремело – видимо, через перила за борт свалилась тяжеленная железяка.

Сирены и свистки вопили все чаще и пронзительнее.

У АзурМиза перехватило дыхание и закружилась голова. Ноги не слушались, и он чуть не потерял сознание.

Механокардионику казалось, что его бьют по лбу – такой сильный был дождь. И грохот, доносившийся с палуб.

Зуар усмехнулся. Он, здоровяк – косая сажень в плечах, легче переносил эти вибрации.