Легенда о Великой волне

Тяжело дыша, Найла поднялась на мостик. Там было светлее, чем внизу. Точно, это стеклогель, из которого сделаны окна рубки, испускает серебристое свечение. Дыхание глаз и солнечные взгляды. Отпечатанная в дыму память, стереть которую не может даже ветер.

После темноты свет рубки слепил Найлу. Похоже, никто не заметил, как она поднялась наверх – значит ли это, что на борту корабля не осталось ни одной живой души?

Найла присела и, подняв руки, постаралась бесшумно спустить ношу со спины. Наклонила голову и обняла Азура, чей легкий изящный корпус походил на куклу, выдутую из стекла.

Потом осторожно уложила механокардионика на пол и нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб.

– Прощай, моя милая железяка, – прошептала она. – Ничего, Азур, мы с тобой еще встретимся, и в твоем железном теле снова засияет жизнь.

Вдруг послышался какой-то шум.

Найла вздрогнула. Вскочила на ноги.

По металлу грохотали чьи-то неровные шаги.

Девушка бросилась к перилам и посмотрела вниз.

Слишком темно, слышно только лязганье железа о железо.

Она повернулась и села спиной к перилам. Спрятаться тут негде. Разве что стать невидимкой.

Вдруг сердце пронзила острая боль, дыхание перехватило. Найла схватилась рукой за грудь. Повалилась на бок и скорчилась на полу, подогнув ноги.

Немного отдышалась и через несколько секунд смогла встать на четвереньки и отползти в самый темный угол. Теперь надо срочно придумать, как выбраться из рубки и высадиться на песок.

Боль в груди не утихала. Сжав зубы, Найла попыталась подняться. От усталости она и так едва держалась на ногах, а из-за живота идти было еще труднее.

Девушка спустилась по трапу с другой стороны капитанского мостика туда, где грохотал металл. И услышала оглушительное биение двух сердец.

Малышка в животе отлично справлялась с тем, чтобы не давать боли разгуляться в материнском сердце.

Найла бросилась бежать.

Одна палуба, еще одна. Ступеньки веревочной лестницы, раскачивающейся в воздухе.

В следующую секунду она почувствовала ужасную боль в груди и замертво свалилась на песок.

АзурМиз с опаской склонился над механокардиоником и обнюхал его с ног до головы. Каким-то чудом в полумраке мостика он не споткнулся о корпус, лежавший на полу.

– Это еще кто, черт подери?

Зуар приложил фонокль к груди металлического человека, медленно перемещая его кончиками пальцев.

– Никакого сердцебиения, никакого взрывчатого песка… На самодельную бомбу не похоже. Это абсолютно…

– Пустой корпус, я понял! – фыркнул АзурМиз. – Видимо, его притащили сюда, пока мы спускались на песок. – Черные глаза механокардионика сверкнули в темноте. – Кто-то был здесь. На моем корабле! Сукин сын, может, он еще на борту?! – АзурМиз брызгал слюной от гнева и сжимал в кулак уцелевшие пальцы руки. Потом наклонил голову и зажмурился, пытаясь успокоиться и здраво рассудить, что делать дальше. Наконец он смог взять себя в руки; схватил лежавший корпус за запястье и приподнял, как врач, констатирующий смерть. И в ту же секунду вздрогнул и разжал пальцы. Стоило прикоснуться к металлу, как на механокардионика хлынул поток воспоминаний. АзурМиз отпрянул, жадно хватая ртом воздух.

– Это он!

– Кто он? – спросил Зуар.

АзурМиз вскочил на ноги и отошел от корпуса.

– Мой брат! – объяснил он и тут же поправился: – Мой и твой! Сéрдца, которое я ищу, в нем нет, но металл все помнит.

Через несколько мгновений изумление механокардионика сменилось гневом.

– Вот тварь! Будь ты проклята! Она вернула нам корпус пустым! – закричал АзурМиз. Неужели вся эта погоня, охота, зажигательные бомбы – все усилия были зря?! Эта дрянь завладела его сердцем – и выбросила пустой корпус, как знак высшего презрения. – И ведь она набралась наглости, чтобы залезть на мой корабль! – С отвратительным скрежетом АзурМиз поджал губы.

Вдруг изо рта у него что-то выпало. Это был не зуб, а осколок лезвия.

Колени скользнули по безжизненному корпусу Азура, механокардионик съехал на пол. Надо бы расправиться с этим телом!

– Помоги мне, – крикнул он Зуару. – Помоги оторвать ему руку.

– С превеликим удовольствием, братишка.

АзурМиз не помнил себя от гнева. Но как только Зуар прикрепил к его подмышке руку Азура, механокардионик отпрыгнул и завопил нечеловеческим голосом.

– А-а-а! Эта рука жжется! – Он извиваясь покатился по земле. – Оторви ее, Полсердца! Оторви ее сейчас же!

АзурМиз вдруг вскочил на ноги и бросился на товарища. Сцепившись в бешеном объятии, искореженные железяки покатились по полу. Несмотря на раны и изрядно помятый корпус, АзурМиз умудрился оседлать Зуара, вырвать у него из живота еще горячее сердце и зашвырнуть куда-то далеко. Глотать его не стал – побоялся, что рука заболит сильнее.

Потом поднялся и пошел к штурвалу. Рука была измазана чужой кровью. Может, прикосновение к рулевому колесу заставит утихнуть эту словно сорвавшуюся с цепи боль?

Он с такой силой сжал штурвал, что чуть не сломал его. Корабль в ответ подхрюкнул.

Моторы заревели, послышался скрежет металла, сердце Робредо II застучало сильнее. Топливо, отправившееся по трубам, дало энергию всему кораблю. АзурМиз с облегчением выдохнул.