Одежда, приготовленная слугами для Дэна специально для дня отбытия его и Ромула на военную кампанию, несколько отличалась от той, что он привык носить уже здесь носить ежедневно. Тога была гораздо более плотной, сделана из лучшего материала, однако Дэн сомневался, что ему будет в ней комфортно. Но тога была лишь малым неудобством. Самым странным предметом, на него надетым, теперь Дэну казалась его обувь. Это были, как он подозревал, калиги, те самые башмаки, в честь которых и получил свое прозвище Калигула. Ему об этому поведал Кассиан во время одной из их городских прогулок. На удивление обувь оказалась достаточно удобной, в калигах было намного проще передвигаться, особенно если речь шла о быстром шаге.
Подойдя к полированной бронзе, служившей в его комнате (теперь и у Дэна, и у Глеба были раздельные покои) зеркалом, Дэн вздохнул. Весь наряд этот смотрелся на нем достаточно неплохо, он должен был признать.
«Может, мне и впрямь было суждено прожить свою жизнь в Риме? Сделаться Генералом на пару с Ромулом? Наверняка Императоры простят нам обман… Наверняка, если я покажу нужные качества во время этой войны. Вернее, это будет не обманом, просто признанной неудачей. Мы могли бы сказать, что потеряли связь с Цезарем, и это, кстати, не будет враньем, поэтому улететь туда и не получится. Опять ложь, да, опять она самая, но если это сможет спасти нас всех, все Сообщество, то почему бы и нет?» – думал Дэн, расправляя ткань тут и там.
Игры начались совсем рано, что не пришлось по вкусу Ромулу, который не любил поутру куда-то ходить. Часы, которые в доме у Императоров представляли собой клепсидру (прим. клепсидра – водяные часы), показывали около 7, когда все они вчетвером, позавтракав налегке, выдвинулись на гладиаторские бои.
Добирались они до Колизея в повозке, так было положено Императорам, хотя оба они прекрасно умели ездить верхом. Глеб же и Дэн, напротив, никогда не учились верховой езде, потому как на Цезаре это было развлечением и навыком не просто богатых людей, но миллиардеров, поэтому они и не жаловались на то, что около часа им придется провести сидя и созерцая на приветствующих Императоров и их иностранных гостей (коими и были Дэн и Глеб) римских граждан.
Само сооружение поразило Дэна своей помпезностью и совершенством. Казалось, каждая деталь амфитеатра была произведением искусства. Никогда прежде Дэну не доводилось видеть столь утонченной архитектуры, потому как на Цезаре у новоприбывших жителей в приоритете было удобство, простота и дешевизна любых строений, а отнюдь не эстетическое их видение.
Глаз не Дэна не просто радовался, глядя на подобное, он получал именно удовольствие, которое ранее никогда не испытывал. Это было подобно вдохновению от того, что случалось испытать, когда Дэн пролистывал книги по искусству (в основном, кстати, его любимыми живописцами, были те, что жили в «земную» эпоху), только усилено чувство было во сто крат. Настроение Дэна начинало потихоньку улучшаться, как вдруг он вспомнил, на что ему предстояло в стенах Колизея смотреть, и мрак новой волной накрыл его. Краем глаза он заметил, что Глеб также имел не особенно веселый вид.
Кассиан и Ромул же, напротив, были исполнены волнительной радости от предстоящих боев. Они всю дорогу переговаривались, шутили, что сразу после этой череды смертельных схваток Ромул отправлялся в отпуск, пасти, к примеру, овечек и купаться в озере, а вовсе не на линию фронта, подвергая свою жизнь не меньшей опасности, чем той, в которой уже находились все десять смельчаков-«гладиаторов», ради приза вызвавшихся сражаться до последней капли своей или чужой крови.
– Мы с ними такие разные, – сказал тихо Глеб, когда они поднимались вслед за Императорами в специально приготовленную для них ложу.
Дэн ничего не ответил, лишь про себя согласился с ним.
Сколько их окружало людей! Тысячи и тысячи граждан, они рукоплескали юным Императорам, кричали всевозможные слова похвалы и брани, причем неизвестно кому конкретно относящейся. Язык их был грязный, неприятный, это заметил и Дэн, и Глеб, который едва знал латынь, но уже понимал, какие фразы были непристойными. Некоторые женщины, в особенности те, что сидели возле Императорской ложи, пришли на гладиаторские бои наполовину обнаженными, что нешуточно смутило Дэна. Он ни за что бы не мог представить себе подобное на Цезаре – еще совсем юных девушек, на вид не старше шестнадцати лет, в таком виде привлекающих к себе внимание в общественном месте. Римляне же, однако, казалось, совершенно не смущались при виде подобного.
– У них же уже есть Университеты! И есть такая архитектура! Как они могут позволить себе такой уровень культуры!.. – воскликнул Глеб, который залился краской, когда одна из девушек, глупо хихикая, выкрикнула имя Ромула, а затем, когда тот обратил на нее внимание, сбросила с себя плащ, оставшись стоять на скамье лишь в том, в чем мать родила.
Однако, никто из четырех молодых мужчин какое-то время не мог отвести взгляд от юной особы.