– Мы собрались здесь с тем, чтобы проводить нашего великого Императора Ромула и его приспешника из союзного государства, – начал свое объявление распорядитель боев с соседней ложи, пребывая в легком замешательстве, разглядывая без обиняков Дэна и Глеба, по-видимому, пытаясь понять, кто из них есть кто. – Из союзного государства Цезарь… Дэниэла Элиенса! Вместе два наших талантливейших юных военачальника сокрушат варвар, вновь увидевших в наших землях лакомый кусок!..
После его слов арена взорвалась от шума и аплодисментов, визгов и криков одобрения. С неподдельным восхищением, Дэн заметил, римляне смотрели на Ромула, привставшего со своего кресла, чтобы поприветствовать зрителей. Тут же Кассиан слегка ткнул его в бок, как бы намекая на то, что ему следовало бы сделать то же самое.
– Я… – начало было отнекиваться Дэн, однако, затем, встретив недобрый взгляд изумрудных глаз, подчинился бессловесному приказу Императора.
Он встал, чувствуя себя неимоверно неловко. Крайний раз такую стеснительность Дэн ощущал только тогда, когда его поставили на одном из рождественских праздников перед родственниками, чтобы он рассказал стишок, выученный в им в детском садике. Тогда, лет шестнадцать назад, Дэн не смог выдавить из себя ни слова. Ровно то же самое произошло с ним и сейчас, но, к собственному облегчению, в этот раз от него никто ничего и не ждал, кроме простого жеста приветствия. Дэн поднял правую руку, которая почему-то так и норовила затрястись, и помахал вправо-влево, чувствуя себя какой-то куклой или манекеном, так неестественно ему казалось эти движения делать.
Толпа встретила его с криками, пусть и более слабыми, но все же с криками одобрения. Он не был полководцем, он не знал, кому вообще пришла в голову эта дурацкая мысль – объявить его таковым – но Дэн в те мгновения получил ту долю признания, о которой, возможно мечтал в глубине души. Симпатия и принятие людей не могли не подкупить его, как и всякого простого смертного.
– Итак, – продолжил распорядитель, тряхнув своей пышной седой шевелюрой, которая, скорее всего, была париком, вновь обращаясь к толпе. – Победитель сегодняшних боев будет щедро вознагражден призами от Императоров, а те, чья участь будет иная, отдадут свои жизни не напрасно! Они будут принесены в жертву великому Марсу, а тот, кто падет от руки нашего Победителя, удостоится чести быть отданным гаруспикам (прим. гаруспики – жрецы, гадавшие по внутренностям)!..
Вновь возгласы одобрения, вновь рукоплескания. Глаза Дэна и Глеба от услышанного одновременно округлились, а улыбки обоих Императоров стали лишь шире. Бои начинались.
***
Дэн не мог сказать точно, когда ему перестало становиться дурно от вида очередной глубокой раны, нанесенной одним «гладиатором» другому. Просто в какой-то момент он поймал себя на мысли, что наблюдать за происходящим на арене ему не было так отвратительно. Дэн даже с интересом смотрел на некоторые из поединков, гадая в процессе, кто же из соперников, все-таки, останется в живых.
– Мы здесь уже третий час, – вдруг во время одного из перерывов шепнул ему Глеб, по виду которого явно нельзя было сказать того же, что о Дэне. Он весь побледнел и будто позеленел.
– Да? – удивился в ответ Дэн, который не заметил, как быстро прошло это время. – Ничего себе…
– Думаешь,
– Не знаю, – пожал плечами Дэн. – Я, единственное, чего не хочу видеть, так это то, как будут гадать по внутренностям… Жуть.
– И не говори, – согласился мрачно Глеб.
Они, словно по какой-то негласной команде, встали одновременно со своих мест отошли к столику с напитками и угощениями. Как и ожидалось, он был завален гроздьями сладкого темного винограда. Дэн, усмехнувшись, взял одну из них, как вдруг внезапно сознание его помутилось.
Это было точь-в-точь как тогда, когда он «переместился» в тело Дениса за несколько минут до его кончины. Картинка перед глазами начала угасать постепенно, словно свет перед каким-то представлением, а затем наступила кромешная тьма. Моргнув спустя секунду, он открыл
– Эй, Гай! Ты чего остановился?! У нас нет на это времени! – после возгласа, обращенного к нему, последовал сильный толчок с спину, прямо между лопаток.
Дэн обернулся, морщась от неприязни.
Перед ним стоял неопрятно одетый мужчина лет тридцати, невысокий, с ядовито-черного цвета щетиной и такого же цвета короткими, засаленными кудрявыми волосами. Брови его были сведены в одну линию, глубокая морщина на лбу уродовала и без того не особенно приятное лицо незнакомца. Вдобавок ко всему, нельзя было не отметить ненависти, так и читавшейся в его взгляде. Темно-карие глаза казались острее кинжалов, они источали неприязнь и агрессию.