Чтобы развеяться, затеваем разговор о всякой всячине, перескакивая с темы на тему и обсуждая давно знакомые нам события. Порой так приятно просто поболтать с человеком, не будучи обремененным протоколом, который всегда заставляет следить за темой и интонациями. Дружеское общение помогает отвлечься от сложности стоящей перед нами задачи, очистить сознание для дальнейшей работы.
Выходим к зданию вокзала, построенного голландским архитектором. Путеводители говорят, что это копия вокзала в Амстердаме. Но у меня есть своя версия — да, копия, но только не амстердамского, а самого старого каменного вокзала Европы — нюрнбергского. Как бы то ни было, но это шедевр архитектуры XIX века. Обходим здание со стороны выхода Мароноути и оказываемся у выхода Яэсу. Переходим широкую улицу и, пройдя еще сотню метров, около поста с надписью «Кобан» (полиция) ныряем вниз по крутой лестнице в старый самурайский ресторанчик. Помещение разделено на отдельные кабинеты, полукабинеты и небольшие уютные зальчики. Традиционные японские рестораны стараются в первую очередь привлекать своих посетителей изумительной кухней, а не обстановкой, и мне это очень нравится.
Старший метрдотель, узнав нас, расплывается в гостеприимной улыбке и ведет за собой в один из дальних угловых кабинетиков, где нам никто не помешает насладиться деликатесами и приятным общением.
Вскоре на столе появляется комплимент от шефа — обожаемые нами цукемоны, японские маринованные овощи, кюри — огурцы, замаринованные по-особому всего пару часов назад, и, конечно, свежие морепродукты на изящной деревянной ладье, наполненной льдом и листьями, напоминающими нашу крапиву.
Гастрономическое пиршество окончательно отвлекает нас от проблем, а восхитительный вкус блюд незаметно переводит разговор на темы, далекие от профессиональных.
Каждый раз мой коллега с гордостью рассказывает об истории и особенностях японской кулинарии. Я с удовольствием слушаю его, ведь это позволяет мне еще больше погрузиться в атмосферу древней цивилизации, в ее культуру, где много непонятных для иностранцев традиций.
Вдруг мой коллега прерывает свое повествование и замирает с кусочком свежей рыбы, зажатым между двумя палочками для еды — хаси.
— Ты должен его чем-то удивить! — восклицает он. — Надо заставить его по-хорошему изумиться, тогда он, возможно, захочет тебя услышать.
Я киваю и улыбаюсь. Он подсказал интересное решение, да я и сам думал об этом. Что ж, теперь мне надо найти возможность это решение реализовать.
Утро встречает меня ярким солнцем и небольшой разбитостью в теле. Душ с массажным эффектом и легкий завтрак бодрят, но я уже знаю, что организм окончательно перестроится только после третьего дня. Выхожу из отеля и вижу знакомый автомобиль. Открываю дверцу, сажусь. Перекидываю небольшую сумку с одеждой на заднее сиденье, там же, на зад нем сиденье, лежит мое вчерашнее приобретение в новеньком красивом чехле. Дороги почти свободны, солнечный свет создает радостное ощущение. Я начинаю улыбаться. Мне легко и хорошо. Приоткрываю окно и глубоко вдыхаю токийский воздух, он пока еще свеж, ветерок с океана приятно освежает лицо. Мой товарищ тоже улыбается. Мы связаны с ним молчаливым единством, нам хорошо оттого, что мы вместе.
Машина притормаживает около большого здания. Сворачиваем в гараж, паркуемся и на лифте поднимаемся на последний этаж. Внизу — панорама просыпающегося города, мягкое ковровое покрытие скрывает шум шагов. Из раскрывшейся двери выходит молодой, крепкого сложения мужчина. Отмечаю его внимательный профессиональный взгляд. Как и положено, мы кланяемся друг другу.
Мужчина жестом приглашает нас проследовать за ним. Каждый раз, посещая этот додзё, я восхищаюсь его скромностью и одновременно роскошью. Додзё — зал для постижения Пути. Каждый из них по-своему уникален, и в каждом царит неповторимая энергетика. Здесь — лаконичное оформление пространства, выполненное из неброских, но дорогих материалов, настраивает на спокойный и возвышенный тон.
Мой коллега и встретивший нас мужчина останавливаются у кресел, а я прохожу в гостевую раздевалку, где мне предстоит снять европейский костюм и облачиться в тренировочную одежду. В процессе переодевания я должен настроиться на нужную волну, чтобы полностью отдаться предстоящему действу.
Белый строгий дзюбан касается тела и мягко запахивается, скрываясь под черной монцки — длинной курткой-халатом с вышитыми эмблемами старого самурайского рода, от которого ведется стилистика нашей школы. Пояс оби трижды охватывает талию и, закрутившись в сложный узел, проворачивается, — узел должен быть строго на пояснице. Проверяю складки ги, выравнивая их на спине, словно гимнастерку старого, еще военного образца. Расправив складки, внимательно оглядываю себя в большом зеркале.
Хакама перехватываются двумя завязками различной длины, с боков — два жестких треугольника, красивый бантик похож на цветок сакуры.