Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб

Глубокий вздох, резкий выдох. Прыжок с кровати и привычный удар по кнопке будильника, который обиженно звякнул напоследок, словно ему не дали исполнить любимое верхнее си. Мельком бросаю взгляд в окно — машина уже стоит на привычном месте. Один из сопровождающих неторопливо покуривает чуть в стороне, второй вместе с водителем сидят внутри.

— Поторопись, а то остынет, — доносится голос бабушки из кухни.

Какое же счастье слышать этот теплый, родной, заботливый голос! Какое счастье вдыхать запах родного дома, какое счастье, когда руки, знакомые тебе с самого рождения, готовят самое-самое вкусное и любимое! Что может быть вкуснее этих оладий, этих котлет, каш и борщей, приготовленных нашими бабушками?..

Улыбаясь, влетаю в кухню, нежно целую теплую бабушкину щеку и скрываюсь в ванной.

На кухню возвращаюсь с той же улыбкой, которая никак не хочет уходить с моего лица.

— Не смейся, кушай давай, — бабушка проводит рукой по моим волосам. — Такие же были у твоего деда, — тихо произносит она с глубокой грудной интонацией, а когда я поднимаю на нее взгляд, так же тихо, но очень внятно произносит: — Ты смотри там, поосторожнее.

— Ты о чем? — «удивляюсь» я.

Бабушка молча всплескивает руками и, отвернувшись, хлопочет у плиты, чтобы я не заметил ее слез.

Допиваю чай с молоком, обнимаю бабушку за плечи.

— Все будет хорошо, бабуль.

— Я буду тебя ждать, — тихо произносит она, приподнимается на носках, целует, а потом нежно проводит ладонью по моей щеке. Она так внимательно всматривается в мое лицо, словно хочет запомнить его. Таким же взглядом она когда-то провожала своего мужа. Бедная моя бабушка, сколько же ей пришлось пережить. Сколько пришлось пережить ее ровесницам и ровесникам. Рушились государства, целые континенты были охвачены войной, попадали под молох репрессий родные и друзья. Но они выстояли — те, кому повезло уцелеть.

Бабушкин взгляд не требует слов, и я вновь ощущаю себя маленьким мальчиком. Мое сердце переполнено любовью. Комок предательски подкатывает к горлу.

— Мне пора, бабуля, — нежно произношу я.

Бабушка провожает меня в коридор, открывает мне дверь и, как обычно, похлопывает меня по плечу.

Щелчок замка за спиной, и я уже в другом мире. На улице оборачиваюсь и вижу бабушкин силуэт в окне. Бабушка никогда не машет рукой. Она просто кивает мне и провожает глазами машину, увозящую меня из родного двора. А я почти физически чувствую этот спасительный взгляд. Я знаю, что он сохранит меня, что бы ни случилось.

* * *

Самолет плавно набирает высоту и встает в свой эшелон. Я поудобнее устраиваюсь, укутываюсь пледом и стараюсь заснуть. Надо сохранить как можно больше сил для предстоящей работы. Перед глазами всплывает хада — красивая линия, обрамляющая хамон — острие японского клинка; эта линия похожа на затейливый бескрайний пейзаж.

…Будильник не успел и пикнуть — рука не дала ему спеть утреннюю песню. Быстро вскакиваю на ноги. Душ, чашка японского чая с цикорием, проверка сумки, с которой хожу на тренировки. Все на месте. Осторожно закрываю дверь, чтобы не разбудить домашних, и быстро спускаюсь вниз. Сажусь в машину и выезжаю на непривычно пустые московские улицы.

Длинные тени домов и пока еще низкое солнце, запускающее новый день. Еще полчаса-час, и город превратится в сплошную автомобильную пробку, увеличивая расстояния не в километрах, а по времени, что здорово расшатывает нервы, как ни хорохорься. Но это будет чуть позже, не сейчас. Легко прошуршав покрышками, машина приостанавливается у шлагбаума. Считыватель распознает электронный пропуск, перекладина шлагбаума поднимается, я заезжаю и паркуюсь у знакомого здания, беру сумку и прохожу внутрь.

Переодевание — это первая часть традиционного ритуала. Дзюбан и кимоно обхватывают тело. Оби, трижды обернутое вокруг пояса, привычно сворачивается в традиционный для нашей школы узел-бант. Узел на спине фиксирует поясницу, и я тяну руку за хакама. Широкие японские штаны-юбка, часть традиционного костюма в мире боевых искусств, надеваются спокойно и неспешно. Завязки пересекающимися треугольниками несколько раз обхватывают тело и фиксируются на животе и пояснице. Узлы и здесь для каждой школы, и даже для каждой линии внутри школы, имеют свои характерные особенности.

Ну вот и все. Эта часть подготовки завершена. Старые мастера и те, кто в нынешней Японии следует их заветам, поддерживая многовековые традиции, с полувзгляда могут определить готовность ученика к тренировке по тому, как на нем сидит одежда. Бывает и так, что мастер сразу отправляет новичка переодеться или же отстраняет от тренировки за внутренней неподготовленностью к таинству того, что будет происходить в зале.

Фиксирую под оби именную нэцкэ, врученную наставником. Короткий взгляд в зеркало. Все на своих местах.

Иду в зал, а точнее в додзё — зал для постижения Пути. Короткая остановка перед входом, традиционный поклон, и вот уже таби — хлопковые носки, в которых для большого пальца предусмотрена своя полость, — скользят по полу. Я готов постигать премудрости древнего искусства.