Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб

Сама жизнь есть испытание.

Тренируясь, ты должен испытывать и отшлифовывать сам себя,

чтобы достойно встречать великий вызов жизни.

Морихей Уэсиба

Мягкое ковровое покрытие приятно гасило звуки шагов и создавало воздушность при движении. Коридор был давно знаком. Несколько поворотов, и я вместе с сопровождающим захожу в просторную приемную. Строгая обстановка сразу настраивает на серьезный рабочий лад.

— Проходите, пожалуйста, — вставая, произносит секретарь. — Вас уже ждут.

Сопровождающий незаметным движением опережает меня и открывает первую дверь. Я вхожу в кабинет, где бывал уже не раз, и за спиной, пока еще двери не успели закрыться, слышу голос, адресованный секретарю.

— Никого. Это надолго…

Я и сам понимаю, что вряд ли мы уложимся за несколько минут. За столом, по левую руку от хозяина кабинета, уже сидят знакомые мне мужчины.

— Добрый день, — здороваюсь я.

— Добрый день, — с легкой улыбкой отвечает за всех человек во главе стола. — Присаживайся.

Занимаю единственное место по правую руку от него. Все выжидающе смотрят на меня. Передо мной на столе лежат две папки. Придвигаю к себе первую, из темной толстой кожи, с тисненым гербом страны в центре. Открываю. Внутри всего четыре листка. Привычно пробегаю глазами первый и, заполнив нужные строки, ставлю подпись. Откладываю листок в сторону. Заполняю и подписываю второй лист, кладу его поверх первого. Внимательно читаю оставшиеся две листа, отпечатанные без единой помарки. Затем читаю повторно, выбирая наиболее важные, на мой взгляд, строки и стараясь как можно глубже вникнуть в содержание. После третьего прочтения складываю все листы на место, закрываю папку и передаю ее сидящему напротив меня человеку. Тот принимает ее и, одобрительно кивнув, указывает глазами на вторую папку, лежащую на столе.

Она выполнена из тончайшей телячьей кожи серого цвета, без всяких тиснений или маркерных наклеек на углах, от нее даже пахнет по-особому. Соприкасаясь с документами из этой папки, я всегда испытываю особый трепет.

Внимательно читаю единственную страницу, лежащую внутри. Ладони предательски влажнеют, и я начинаю инстинктивно постукивать пальцами левой руки. Движение не остается незамеченным.

— Да, да. На меньшее мы бы не хотели рассчитывать, — звучит мягкий голос. Мягкий-то мягкий, но властные нотки чувствуются. — Ну, что, внучок, справишься?

Поднимаю взгляд и вижу веселые «хулиганинки» в обычно непроницаемых, много повидавших глазах.

— Они, скорее всего, откажут, причем могут сделать это очень жестко, — прямо высказываю свое мнение. Недоговоренность, как и бравада, здесь неуместны. Я уже давно научился быть прагматиком и никогда не беру на себя то, с чем не могу справиться.

— Они уже четырежды отказали: и нашим мидовцам на неформальных встречах, и еще кое-кому. Причем в двух случаях действительно сделали это очень жестко. Но проблему надо решить. Твой заход будет уже пятым по счету. Не боишься?

Внимательный взгляд буквально просвечивает мое сознание. Я прекрасно понимаю, что он знает ответ, не только знает — сам многократно испытывал неприятности, рядом с которыми многие из моих просто детская мелочь.

— На их конвейер, конечно же, не хотелось бы попасть. Да и найти нужную ноту с таким человеком, — я киваю на серую папку, — будет непросто.

— Это будет очень сложно, — поправляет меня хозяин кабинета. — Но у вас обоих — общая любовь, а точнее — общий образ жизни, соответственно, и образ мысли общий. Вот на этом и сыграй. Постарайся решить эту проблему в положительном русле. Если получится — сразу. Если что-то пойдет не так, придется решать проблемы по мере возникновения. Они нам уже подбросили работы. Это и тебе урок. Ты ведь знаешь — кошку бьют, чтобы невестка боялась.

Человек во главе стола улыбнулся той улыбкой, которая достается очень немногим. На душе стало немного теплее, но тревога не отпускала. Я прекрасно понимаю, что мне предстоит и что может произойти в случае фатальной неудачи моей миссии.

Неслышно открывшаяся дверь впустила в кабинет аромат прекрасного чая с бергамотом, свежего, нарезанного тонкими ломтиками лимона и моего любимого бородинского хлеба с маслом. Горбушка. Все это возникает передо мной и сопровождается по-домашнему доброй улыбкой.

Как только секретарь ушел, началась обычная напряженная работа по выработке возможных линий поведения. Версии и рабочие заготовки сменяли друг друга. Любимая работа приобретала зримые очертания, обрастая деталями, которые каждый раз были новыми.

Усталость не исчезала, даже несмотря на десять часов глубокого сна. Будильник разрывался, терзая слух и заставляя подняться с постели, но внутри все сопротивлялось. Хотелось закутаться в теплое одеяло, поджать по-детски колени и, утопив голову в мягкой подушке, вновь провалиться в сон.