Легенды русского шансона 2002

Что осталось нам теперь? И все, и почти ничего. Не поговоришь с ним, так хоть вслушаешься. Он успел записать 5 альбомов: два из них — «Городские встречи» и «Дори-дори» — дворовой тематики; следующие три — «Этап», «Приговор» и «Разбитая судьба» — резким броском этой самой судьбы тюремно-лагерными получились. Вот и слушай, размышляй над тем, что ему было отмеряно — в жизни и песне.

Я верю в магию чисел. Черновик этой главы начался в какого-то лохматого года ежедневнике на месте, соответствующем 20-м числам декабря. Именно на месте — сами странички отсутствовали; вероятно, там было записано что-то, не имеющее отношения к этой книге, и я их попросту вырвал. А в двадцатый день последнего декабря 1999 года после третьего подряд (!) концерта в городе Кургане Сергея Наговицына вырвал из жизни сердечный приступ.

С покойным Юрой Барабашем — Петлюрой — я сколько-то, но был знаком. И когда писал о нем, каким-то неведомым мне нервом чувствовал, будто он где-то рядом: смотрит, читает — ему небезразлично его посмертное продолжение. Сергея же я не знал вообще; повторюсь, лишь минуту говорил с ним по телефону. А тут еще загадочным образом исчезла кассета, куда Анатолий Полотно записал для радио разные речи земляков-пермяков: Сергея Русских (Севера), Игоря Германа, Сергея Камы, Феди Карманова и — Наговицына Сергея в их числе. «У меня никогда ничего важного не пропадало, а тут такая потеря!» — удивленно говорит в трубку Полотно. Разговаривали мы в день сороковин Сергея — 27 января. Словно его душа не хотела, чтобы о нем писали, пока она еще рядом: «Уйду совсем, а там делайте, что хотите».

Я верю в подобные удивительные вещи, ведь, иначе, если не верить, то как же тогда жить?

...Успокоится душа,

До свиданья, кореша!

Ветер — сколъзом.

Автоматчики в ПШ И котлы чуть-чуть спешат —

Все не в пользу!

Кумовой рукой махнет И на волю упорхнет Сизый голубь.

Ну, а молодость нырнет,

Ну, а молодость нырнет Камнем в прорх/бь.

Спрашиваю себя: откуда у простого уральского парня из пермского пригорода Закамска такие образы, такие языковые перлы: «ветер — еколь-зом», «все не в пользу»? И ведь это все его, даже не находки — найти, подобрать можно то, что уже где-то лежало, — а изобретения. Хоть весь «русский шансон» перерой — нет такого новояза ни у кого. А может, не там надо искать, а у старых блатарей на кичах?

Проекция судьбы Сергея Наговицына на нары

— вот суть его последних трех альбомов. Именно проекция, а не сама судьба... и тут пусть пока будет тайна.

...Ищут, пытаются найти сгинувшую кассету, а я продолжаю писать, что могу. Мне остались, в основном, воспоминания — жены Сергея Инны, зем-ляков-певцов, и первые среди них — слова Анатолия Полотно. (Организовать концерт памяти Наговицына — его идея. Сразу же в Перми не получилось, но удалось в годовщину в Питере: в зале был переаншлаг.)

«Мне кажется, что есть какая-то высшая инстанция, которая дает возможность человеку остаться красивым, только когда он умирает молодым. Сергею не было и 35-ти лет, но он успел сделать достаточно».

«Сгореть красиво, умереть молодым!», «Я никогда не стану старше!» — почему-то вспоминаются мне древние рок-н-ролльные лозунги. Так оно и есть. Смерть сделала его легендой раньше, чем жизнь. При жизни он предпочитал скромно стоять в тени более раскрученных представителей жанра. В Москву, где живет его сестра, не сильно рвался, хотя и посвятил ей «Столичную». Боялся потеряться в огромном городе или не выдержать его ритмов? Четыре из пяти его альбомов вышли далеко от основных центров звукозаписывающего бизнеса — на Урале.

«Серега, конечно, был городским человеком, — говорит Анатолий Полотно, — но городским по-своему. Он жил в маленьком пригороде, где почти все друг друга знают. Там свой уклад, похожий на деревенский. С одной стороны, люди в таких городках, на мой взгляд, чище; отношения попроще, но... Не разглядели там Сергея».

Да и у собеседника моего с Пермью не сложилось. Край, привыкший снисходительно относиться к собственным природным богатствам, и на таланты свои смотрел поверху: «Может ли из нашего города быть что доброе? Настоящие «звезды» — они в Москве зажигаются. У нас в Закамске, на нашей улице тоже какой-то пацанчик с гитарой живет, но разве это настоящий артист?!» И признавали своего лишь тогда, когда его слава из столицы обратно прикатится... А Сергей, он-то как раз отдавал должное той улице, где он вырос и жил:

..Улица, улица, улица...

Перехлесты дворов.

Старый на лавке прищурился,

«Здравствуй, дед! Как здоров?»

Сердце болит и волнуется За лихие дела.

Улица, улица, улица...

Ты меня родила..