Легенды русского шансона 2002

Вилли Токарев простил Россию советскую, снисходителен он и к ней дикокапиталистической. Хотя, уже в новейшие времена, плакала здесь часть его денег, и немалая — 200 тысяч долларов. Когда он понял, что его концерты приносят хорошие сборы, то решил: «Никуда эти деньги вывозить не буду, пусть лежат себе в банке и размножаются». Привыкший к тому, что американские капиталисты никогда его не обманывали, понадеялся, что и здешние банкиры сделаны из того же теста. Открыл счет, засим отбыл в Америку. Возвращается, а тут — дефолт:

«...И оказалось у меня в банке денег на два тампона и три гондона. Даже не могу пригласить поужинать пару друзей! Погрустил я, поплакал, и опять давай пахать».

«...Россия велика, но есть в ней города, где обстановка пострашнее, чем в Нью-Йорке, — делится артист (заметим — классик блатной песни) своими наблюдениями. — Я не могу это объяснить.

in

Может, потому, что Россия всегда стремилась быть первой: и в балете, и в ракетах. Почему бы не быть первой и в рэкете, а? Это горько-жестокие слова, но они не мной сказаны. Ведь невооруженным взглядом видно, как вирусы безобразия и насилия распространяются по нашей России. Антибиотиков против зверства нет. Общество должно само научить себя жить. Чтобы жизнь не была такой, когда люди живут как бы для того, чтобы думать о бандитах... В такой ситуации у людей... отсутствует важнейший элемент свободы — чувство безопасности...

Когда человек чего-то боится, он несвободен, а много ли он сделает доброго, если боится за свою жизнь?!

Но я верю: Россия возродится. Трудно, мучительно, но возродится и станет великой страной с высокой моралью и культурой».

...Грянула «перестройка»... И еще сидя в «преступном» Нью-Йорке, Вилли Токарев начал бояться за жизнь своих сестер, которых оставил в России. А когда был СССР, не боялся.

Географию «России бандитской» он изучал на гастролях. Приезжает спустя какое-то время в город, где уже выступал: «А где коммерсант такой-то?» — «Убили». В другом городе: «Как поживает имярек?» — «А он погиб недавно».

«Помню, в августе 1991 года я прилетел из Нью-Йорка в Москву. На следующий день рано утром меня разбудил телефонный звонок: «Вставай, у нас переворот!» Крестная моего сына, приехавшая ко мне позже из Пятигорска, рассказывала, что с появлением на телеэкране путчистов в городе моментально попрятались куда-то все жулики, и мясо на рынке стало стоить нормальную цену. И тогда я подумал о том, насколько Россия привыкла к «железной руке». Так, может, ей и не нужен этот западный образ жизни, эта демократия? Может, лучше — «мягкий» диктатор, при котором не будет того беспредела, который творится здесь уже десятилетие?»

А ведь когда только рухнул «железный занавес», Токарев радовался, как ребенок, и пел — искренне, наивно:

Добрый вечер из России, господа!

Вы оттуда к нам, а мы хотим туда,

Мы хотим, чтоб вам понравилось у нас,

Да и нам бы, чтобы нравилось у вас.

Вы тут пейте «Кока-колу», мы там — квас.

Так давайте ездить в гости — в добрый час!

Чтоб из ваших из распахнутых дверей,

Приезжал бы к нам не только бы еврей!

Ха-ха!

Есть Токарев легендарный, есть американский и российский... Но существует Токарев удивительный, может быть, до конца не понятый слушателями. Когда, предвзято настроившись на очередную порцию песенных шуток, слышишь протяжное лирическое пение; слышишь, как певец выводит фразу голосом, ничуть не похожим на того Токарева, каким его привык знать, не веришь, что это — он. Необычно, классно, очень в стиле ретро-шлягеров «нашего старого кино» •— 50-60-х годов. Люди старшего поколения, наверное, вспомнят «Весну на Заречной улице», «Летят журавли»...

I .лХ ДД[и,П ИМ!

...Только ты одна в жизни мне нужна.

190

Я хочу тебя обнять неокно За твое тепло, что меня спасло —

Без него прожить бы я не смог.

Если ты со мной, если я с тобой,

Нам не страшны тысячи дорог.

Дороги, дороги, и нет им конца, ■

Но когда-нибудь '

Смогут отдохнуть Наши беспокойные сердца.

Понять многогранного Вилли Токарева можно, только послушав все его песни. А они разбросаны на более, чем двадцати альбомах. И еще несколько готовятся к изданию. В них — авторское видение исключительно российской жизни, никакой Америки.