Легкий мужской роман

Как сложно я взрослел! Мне и сейчас кажется, что нельзя сразу стать нормальным, к норме надо идти, постепенно отменяя для себя фальшивые запреты по мере того, как ты становишься готов быть все более и более нормальным. Быть нормальным – большой труд, и, в конечном счете, нормальность невыносима. Вот у меня был друг, Витька Ким, с пятилетнего возраста мы честно делились с ним хлебом, залитым сгущенным молоком (популярное незатейливое лакомство), а также всеми ощущениями озадачивающей жизни: первый глоток вина, первый поцелуй, первое касание женской груди, шок от соприкосновения с иными женскими прелестями; потом пришли первые тайны, которыми не можешь поделиться с другом. О неудачном опыте с Кристиной я почему-то Витьке не рассказал. И вот однажды Витькина мама, тетя Роза, свежая моложавая женщина, соблазняет меня у них в доме, на собственном брачном ложе. На следующий день Витькин отец, крутой прораб, плоско шутил со мной на тему только входящих в моду мини юбок. А я уже знал, что у его жены мило гнутые мускулистые ноги, которыми она ловко обвивалась вокруг меня, и член мой, полноправный член моего тела и всего существа моего, впервые трубно извергался во влажный женский рот, в рот его жены, который я столько раз видел беззаботно смеющимся. С ней я перестал бояться себя и научился любить женщин; но благодаря ей же я перестал понимать людей и стал их опасаться. С этим шоком я прожил несколько лет, и только к Люське третьей-четвертой я начал понимать женщин, а потом, понемногу, и людей. И даже себя.

Самое интересное, что с Витькой мы не прекращали дружбы, дружили долго, пока он не влип в историю.

Мы тоже диалектику учили не по Гегелю.

Кстати, по Гегелю ее никто и не учит.

Глава 6

Не утомлен ли ты моим лирическим отступлением, читатель?

Пожалуй, mon cher, сменим тему. Хочешь узнать, в какую историю влип Витька? Конечно хочешь. Кто же откажется насладиться печальной историей?

Истории о глупостях и несчастьях других делают нас лучше, заметно лучше, удачливее и даже счастливее. Когда другой что-то теряет, ты словно бы обогащаешься.

С Витькой я продолжал дружить, не порывая эпизодических, но бурных отношений с его красиво увядающей мамой Розкой. Она любила совокупляться нагло и бесстыдно, под носом у соседей и у мужа, в немыслимых позах и ситуациях. А потом, спустя мгновение, выходила из врат семейного очага, покачивая бедрами, как ни в чем ни бывало, сама невинность. Странно, но это возбуждало меня острее всего.

Помню, муж ее, как обычно вечером, играл в домино за столиком у нас во дворе. Я зашел за Витькой, его не оказалось дома. Розка молча задрала подол, и мы пристроились у растворенного окна, завешенного марлей. Она презирала любовные увертюры и, прилежная пионерка в прошлом, была всегда готова. «Розка, принеси сигареты», – хозяйским тоном распорядился муж, продолжая стучать костяшками. «Сейчас, несу», – отвечала его покорная супруга – и тотчас же зашлась в таком продолжительном немом экстазе, что у меня холка стояла дыбом еще неделю спустя. Потом она взяла сигареты «Прима» и понесла их повелителю, которому несказанно везло в игре в тот вечер. «Везет тебе сегодня», – сказала Розка, слизнув что-то с ладошки. Я-то знал, что она слизывала, как бы не замечая меня, страстно увлеченного игрой. Прораб даже не удостоил ее ответом, принимая везение как должное.

Я не уважал ее, презирал, она казалась мне гнездом порока и какой-то небывалой, жутко развратной шлюхой – и я ее хотел, и не мог отказаться от нее, и презирал вместе с ней себя. Она использовала меня, как бычка на веревочке. Теперь я понимаю, что ей, бесшабашной по натуре, катастрофически не хватало остроты ощущений. Может, были и еще любовники, не решусь этого ни утверждать, ни отрицать. Рутинная размеренность была не по ней, но всю ее инициативу и предприимчивость муж ревниво скручивал в бараний рог. А она ему в ответ иные рога наставляла.

Весь свой характер и темперамент она передала Витьке.

Да, сказал ли я, досточтимый читатель, что Витька, Розка, Кристина и я жили вовсе не в Минске (где вы видели здесь джунгли из камышей?), а в Средней Азии, за тридевять земель, в тридесятом ханстве, в окрестностях Ходжента? Боюсь, не станет ли рыхлой форма моего романа, если я отвлекусь на Витькину историю, без которой, кстати, вполне бы можно было обойтись в коммерческом романе?

Нет, расскажу, тут есть краски и нюансы, без которых вы не поймете, что за мука для меня была любить невесту сына.

На горизонте маячили новые времена, время рождало новых людей, исповедовавших новую мораль. Витька дерзко встал на ноги, реализуя ту экономическую модель, которая опиралась на древнюю психологию хищного Востока. Вот что надо было новому времени.

Он гнал вагоны с луком на Россию, снабжая свои точки в Туле, Твери (Калинине тогда еще) и в Подмосковье отменным луком, золотисто-сухим снаружи и сочным внутри. Витька становился влиятельной персоной в районе, он быстро оброс паутиной связей, которая делала его трудноуязвимым и немножко всемогущим.