Легкий мужской роман

Он устроился сторожем в школу. Ночь дежурил, две был свободен. Жил он на квартире у вечно пьяной дворничихи Ильиничны, которой платил 15 рублей в месяц. Днем сидел над физикой и математикой. Сначала Женька пытался навязать себе жесткий режим, но у него ничего не вышло. Он просто лежал на диване и решал задачи до ряби в глазах. Ивана Дмитриевича посещал по понедельникам и четвергам. Потом прибавил еще и субботу.

По субботам он раскланивался с Кристиной, которая ровным шагом шла по улочке и с улыбкой встречала подбегающего Женьку.

– Не опоздали?

– Нет, – отвечала она, не глядя на изящные часики.

От нее тонко пахло мылом и, наверно, просто чистотой. Их всегда встречали собачки. Одну из них, покрупнее, заросшую шерстью так, что не видно было глаз, звали Букой, другую, поменьше и повертлявей – Горынычем.

– Верно, верно, – говорил Иван Дмитриевич, просматривая тетрадь Кристины. Женькины листки он крутил куда придирчивей и иногда сдержанно сообщал:

– Вот тут красиво.

Потом Иван Дмитриевич давал им сборники задач (Женьке доставал откуда-то с полки), и они полтора часа сидели за столом друг напротив друга. Женька украдкой рассматривал ее свежее лицо, лоб, на который изредка набегали морщинки и волнующую линию губ.

В субботу Женьке работалось хуже всего.

3

В пятницу Ильинична сломала ногу. Еще с утра она как следует напилась, правда, уже после того, как прибрала свою территорию.

– Не рановато ли? – спросил Женька, продирая глаза.

– У сына сегодня день рождения, – разъяснила Ильинична.

Потом она пошла складывать свои инструменты в подвал; оттуда уже вползла в квартиру и привалилась спиной к стене.

– Ногу я сломала. Зови скорую.

– Сын, сын, – ворчал Женька, подкладывая под ногу половики. – Он и не вспоминает о вас, сын ваш.

– Цыц, – сказала Ильинична. – Ему некогда. Он по космосу главный.

– По какому космосу?

– По такому. Живет в Новосибирске, летает каждую неделю в Ленинград. Ракеты строит. Понял?

– Какого же черта он вас в этой дыре бросил?

– А ты не шуми. Я, может, сама так захотела. Ты-то много о своей матери думаешь?

Когда в дверь позвонили, она шепотом сказала:

– Ты меня в больницу-то не отдавай, Женька. Мне ведь только молоко и хлеб надо…

В субботу к Ивану Дмитриевичу Женька не пошел.

4

– Что-то случилось, Евгений? – спросила его через неделю Кристина, забыв поздороваться.

Женька торопливо рассказывал, смотрел на нее и никак не мог понять, что же в ее лице изменилось. На ней было уже не пальто с поблескивающим воротником, а куртка и легкая вязаная шапочка. Он и не заметил, когда наступила весна, не обратил внимания, что щедрое среднеазиатское солнце вовсю подсушивало сырые дувалы и дома из глины. Женька замолчал, не отводя глаз от Кристины.

– Женя, ты не смотри на меня так за столом. Я тогда ничего не соображаю, – сказала Кристина.

Он покраснел и первым полез в низенькую дверь.

Собачки дремали на солнце. Женька увидел, как они вскинулись и бросились на калитку, встав на задние лапы. Бука захлебывался гортанным рычанием, а Горыныч свирепо щерил мелкие зубы. Он обернулся и увидел пожилого милиционера, запирающего решетчатую калитку.

– Собаки с помойки, злые очень, – сказал милиционер. – Проверить их надо. Может, бешеные.

Набрякшие веки почти закрывали узкие глаза. Под перебитым носом жестко щетинились седоватые усы.

Женька с Кристиной молча проводили его глазами.

5

– Ваш сосед – милиционер? – спросил Женька, когда недовольный Иван Дмитриевич изучал результаты их полуторачасовой работы.

– Да, – сказал Иван Дмитриевич.

– Он Буку с Горынычем грозился проверить. В бешенстве подозревает.

– Опять угрожает… Он их зимой на улицу выбросил, когда узнал, что щенки не от овчарки. Да его не собаки волнуют. Он меня со свету сживает. Вот уже лет тридцать, – чуть улыбнулся Иван Дмитриевич. – А ошибок у вас сегодня многовато. Возьмите тетради. Там все отмечено.

– За что он вас со свету сживает, Иван Дмитриевич?

– Видишь ли, Женя, этот дом может достаться ему как ближайшему соседу. У него больная дочь, которую не возьмут замуж без хорошего приданого. А у меня нет наследников. Это – самые близкие мои родственники, – потрепал он по спинам собачек, свернувшихся у его ног.

6

Женьке надо было зайти на почту, а это оказалось по пути с Кристиной. Они медленно шли и щурились от солнца.

– Во время войны Иван Дмитриевич попал в плен. А потом его почему-то выслали сюда. Он прекрасно владеет немецким языком, – рассказывала Кристина. – Я ведь немка, по отцу. Кристина Ретер. Еще мой папа учился в школе у Ивана Дмитриевича.

– Как ты думаешь, почему он денег не берет за репетиторство?

– Не знаю. Мой папа говорит, что зарабатывать деньги не стыдно.

Она остановилась перед ухоженным особняком, обнесенным аккуратным заборчиком.

– Я здесь живу. Ровно пятнадцать минут ходьбы до Ивана Дмитриевича. Мама уже ждет меня.

– Кристина, а мы сможем увидеться еще где-нибудь?

– Не знаю. Я все время дома. Ты приходи к Ивану Дмитриевичу и в среду…

На почте Женька дал телеграмму в Новосибирск: «Ваша мать тяжело больна. Евгений».

Он вышел на улицу и вытащил из кармана конверт, который лежал там уже третий день.