Лейтенант

– Я намереваюсь основать там еще одно поселение под охраной небольшого гарнизона. Капитан Леннокс оказал мне честь взять на себя эту задачу.

Все взгляды обратились на тот конец стола, где сидел Леннокс – он встал, склонил свое длинное костлявое тело в поклоне и снова сел. Рук отметил про себя, что Леннокс не касался спинки стула. Он даже сидел по стойке «смирно».

– Капитан Леннокс поведет туда отряд из нескольких солдат и каторжан, как только позволят обстоятельства. Возделывание земли будет начато при первой же возможности. Я полон уверенности, что это место вскоре станет кормить нашу молодую колонию.

Леннокс моргнул, сохраняя непроницаемое выражение лица. Все сидели неподвижно, кроме Силка. Он поднял руку и пригладил волосы, откинув их со лба. Он встретился с Руком глазами, и его лицо дрогнуло в едва заметном движении, в котором никто не распознал бы подмигивания.

«Уверенность» – вот как можно описать воодушевление губернатора, подумал Рук. А еще можно назвать это «самообманом». Но ведь губернатору платят за положительный настрой. Если поселение опустеет, полторы тысячи фунтов в год ему не видать. Полторы тысячи фунтов в любого вселят уверенность.

Губернатор поднял пустую тарелку.

– И тогда, господа, обещаю вам, такого мы больше не увидим!

Уайат выдавил из себя громкий смешок, дабы продемонстрировать, что губернатор пошутил. К нему присоединились еще несколько человек. Зная, что от Уайата ничто не укроется, Рук тоже приподнял уголки губ, и хотя выражение его лица скорее напоминало ухмылку, даже самая никудышная улыбка лучше, чем ничего.

Губернатор, казалось, был доволен тем, как все восприняли его остроту. С каждой неделей он становился все бледнее и нервознее. Все знали: он тоже живет на скудном пайке, и даже пожертвовал часть своих личных запасов муки в общие закрома.

– Ну а пока, дабы чем-то дополнить эту богомерзкую стряпню, – он кивнул Силку, – я решил назначить еще двоих заключенных егерями в помощники Бругдену. Он уверен, что им удастся регулярно обеспечивать нас свежим мясом в достаточных количествах.

Рук вспомнил расхаживающего по лесу Бругдена, его широкую грудь, легкость, с которой он закидывал на плечо ружье, словно оно было частью его тела. Он отлично подходил на роль живодера. Рук вообразил себе лес, словно водную гладь, по которой во все стороны все шире и шире разносятся волны вызванного Бругденом разорения. Теперь, когда эту работу поручили троим, скоро в округе совсем не останется дичи.

– Что касается местных, – продолжал губернатор, – весьма прискорбно, что они так упорно не желают выходить к нам. Я совершенно уверен: решившись, они бы удостоверились, что мы желаем им только лишь добра. Разумеется, до сих пор помехой оставалось то, что нам не выпадало возможности выразить свои благие намерения. Однако я уверен, – Рук заметил, как он замешкался, видимо, заметив, что повторился, – это положение вещей вскоре удастся исправить.

Рук ему сочувствовал, наблюдая, как отчаянно он старается сохранять положительный настрой. С каждым срубленным деревом, с каждым ярдом вскопанной и засаженной земли он все острее чувствовал необходимость втолковать местным, что в их владения явились новые хозяева этой земли. Рук понимал: пока не будет внесена ясность относительно того, как поменялось положение дел, присутствие в этих краях тысячи подданных Его Величества таит в себе опасную неопределенность. А ясности этой нельзя было достичь без общего языка и человека, которому можно было бы сообщить эту новость. И все же молчание, казалось, могло длиться бесконечно.

Губернатор не желал войны, но Рук полагал, что он принял бы ее с пониманием. Война – тоже своего рода разговор. А вот молчание – это не мир и не война. Это неопределенность, связывавшая руки маленькому, болезненному человеку, которому стоило усилий держаться прямо перед своими офицерами.

* * *

Насколько было известно Руку, радость скрупулезности не воспел еще ни один поэт, но он всякий раз переживал миг восторга, записывая результаты полуденных измерений в специально отведенное место в учетном журнале. «14 сентября 1788 года, 4 часа пополудни. Ветер: норд-ост, 8 узлов». Если он однажды решит сочинить стихотворение, то посвятит его точности.

Но как срифмовать те слова, что придется использовать? Может, именно поэтому никто еще не написал оду термометру или дождемеру.

Погрузившись в мысли о том, что Силк наверняка придумал бы подходящую рифму, он на мгновенье растерялся, увидев, что по скалам к нему спускается вовсе не Силк, а Гардинер.

Рук встал поздороваться. Гардинер, вероятно, даже меньше него знал о том, как подобрать рифму к слову «термометр», но мысль об этом могла его позабавить.

Вопреки своему обыкновенному добродушию, Гардинер отрешенно поздоровался, сел за стол и одним махом опрокинул целый стакан разбавленного водой бренди.

Гардинер порой вел себя странновато. Рук, о котором можно было сказать то же самое, не торопил.

Наконец Гардинер заговорил, но голос его подвел, ему пришлось откашляться и начать заново.