Читаем Лейтенант полностью

Должно быть, в нескольких милях к северу, за лесом, по которому несколькими часами ранее шагала колонна вооруженных людей, Тагаран лежит сейчас у костра, погрузившись в сон. Ее не беспокоит ни свет свечи, ни колючее одеяло. Лишь ночь окутывает ее, как и его. Лишь луна смотрит на нее свысока так же, как на него.

Он не знал, как назвать то, чему его научила Тагаран. Каким словом описать то, что он чувствует к ней. Но она показала ему человека, которым он мог стать.

Этот человек был не просто лейтенантом на службе у Его Величества. Он умел не только отсиживаться, но и действовать, не только слушать, но и говорить, не только думать, но и чувствовать. Он открыл для себя могущественные, хоть и безымянные истины о том, что может связать двух людей.

Этот человек не имел никакого отношения к походам, к моткам веревки и мушкетам, и уж тем более к заточенным топорам и мешкам, в которые могла поместиться человеческая голова.

Остаться среди членов похода значило бы предать того человека, которым он стал. Но отказ от дальнейшего участия в нем был равноценен шагу в бездну.

Он все еще чувствовал на своей коже палящие солнечные лучи Английской гавани, видел остриженные головы и оборванные мундиры тех лейтенантов. Все еще чувствовал запах дерьма висельника и вместе с ним задыхался с петлей на шее.

Некоторые воспоминания врезаются так глубоко, что от них не избавиться.

Рук все наблюдал за движением волн – туда и обратно. Раз за разом очередная волна накатывала на берег и обрушивалась на песок, и по ее изломанному гребню пробегала полоса света.

То была не мысль, не вывод, не умозаключение, а невольное движение тела, сродни дыханию или морганию – непроизвольная реакция за пределами рассудка.

– Я не могу в этом участвовать, – вслух произнес он.

Эти слова оставили после себя тревожную пустоту, в которой он распознал страх. Ему было неизвестно, на сколь трудный путь наставит его этот новый Дэниел Рук и куда этот путь приведет. Он знал одно: что готов радушно встретить этого незнакомца и последовать за ним.

* * *

Другие члены отряда уже укутывались в одеяла, накрывали лица платками от москитов и подбрасывали в костер зеленые ветки, чтобы те дымили всю ночь.

Рук подошел к своему рюкзаку и отстегнул одеяло. Пряжки казались огромными, неподатливыми. Но тут он понял, что дело не в пряжках. Сам-то он был спокоен, вот только пальцы не слушались.

Расстегнув-таки тугие пряжки, он развернул одеяло и закутался в него, радуясь возможности спрятать лицо под тканью. Он слышал, как по другую сторону костра Силк отстегнул свое одеяло, с хлопком встряхнул его, расправил углы, лег и, укутавшись, замер. Рук знал: Силк ждет, что он заговорит первым. «Не знаю, что на меня нашло, – это он хочет услышать. – Спасибо за здравый совет».

Рук подождал, пока дыхание Силка не стало ровным, а оттуда, где до его ухода лежал Уилстед, не послышался могучий храп. Луна ясно освещала песчаную тропу. Он доберется до поселения еще засветло.

Остановившись, Рук оглянулся туда, откуда пришел. В лунном свете оба конца тропы выглядели одинаково. Кусты и деревья вокруг испускали прохладные влажные запахи. Стрекотали сверчки, по небу скользило безмолвное черное облако. У его ног раздалось тихое жужжание. Может, ночное насекомое, которое днем молчит? Или этот едва различимый звук слышен лишь тогда, когда стихает все остальное?

Закинув рюкзак повыше на плечо, он развернулся и пошел дальше.

* * *

На рассвете, на последнем изгибе тропы у самого поселения Рук встретил губернатора – тот вышагивал так бойко, точно шел обжигать кирпичи. Рядом шел майор Уайат. Губернатор смотрел в землю и без умолку что-то говорил, а Уайат почтительно взирал на лицо командира. Потом оба заметили Рука и, судя по их лицам, вспомнили о чем-то и теперь взвешивали выводы.

– Лейтенант Рук! – воскликнул губернатор. – Разве вы не отправились в поход вместе с капитаном Силком?

Он чуть ли не бегом поспешил навстречу Руку.

– Почему вы здесь, где остальные?

– Сэр… – начал было Рук и осекся. Ночью он репетировал, что скажет губернатору. Но теперь понял, что не готов, словно человек с петлей на шее, забывший заготовленную речь, когда ему дали последнее слово. – Сэр, я…

«Я ем, ты ешь, мы едим. Мы поели, мы будем есть».

– Что там с туземцами, солдат? – нетерпеливо поторопил губернатор. – Вы видели их? Сколько их было? Они живы или разбиты?

– Мы не схватили никого из местных, – сказал Рук. Эта часть далась ему легко. – Ни живыми, ни мертвыми.

– Ну и?.. – Уайат уставился на него, словно хотел вытащить слова у него изо рта. – Что дальше?

– Местные от нас ускользнули, сэр, – проговорил Рук.

– Вот ведь… – лицо губернатора исказилось от разочарования. – Рассказывайте, как это случилось? – потребовал он. – Ну же, лейтенант Рук, выкладывайте!

– Нас постигла неудача, – начал Рук.

Он вспомнил костер, смеющееся лицо Варунгина. Сверкнувшее железное лезвие топора, которое кому-то совсем недавно поручили заточить как можно острее. Улыбку Силка и как он отводил глаза.

– Сэр, это было неправильно, – проговорил Рук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза