Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Бадирт скептически почесал подбородок, непроизвольно нащупывая на нем редкие черные волоски. Окайра всматривалась в его лицо, пытаясь отыскать приметы смены настроения. Неужели ее слова дотянулись до затаенных душевных струн, на которых последнее время так ловко наигрывала Йанги? Королева напрягла зрение и затаила дыхание, позабыв о своем разбитом состоянии. Мимика Бадирта говорила о том, что принц что-то напряженно анализирует, что-то крутит перед умственным взором, оценивает, сопоставляет…

– Знаете, матушка, – прищурившись, тихо проговорил мальчик, – я не хочу знать никакую правду. – Он скрестил руки на груди и наклонился к матери. – Полагаю, вы понимаете, о чем я.

«О всепрощающая Матерь звезд, сколько ледяного металла, оказывается, может вместить голос собственного дитя…»

– Слишком уж часто ваша хваленая правда оказывается ужасно разочаровывающей, – с нажимом изрек Бадирт.

Каждое его слово оставляло на обратной стороне грудной клетки Окайры кровоточащие следы острых когтей. «Вороны опять начали клевать…» Выходит, сыну все известно: и о тайне своего рождения, и о судьбе, предрешенной волей чужого замысла.

О судьбе, в которой ему никогда не занять место отца и не взойти на опаловый трон подлинным королем Харх. Или взойти, но уж точно не так, как он себе это представлял с самых ранних лет…

«Он знает!» – пронзила Окайру поистине ужасающая мысль. Столько звездных циклов она не решалась заговорить с сыном о его будущем. О том, что своим появлением на свет он обязан вовсе не своей матери, а темному запрещенному колдовству, природа которого лежит вне всех шаманских и духовных практик огненной земли. Нет, верховная жрица сначала и слышать об этом не хотела, но Окайра так грезила о наследнике, так истово, отчаянно просила… Одурманенная мечтами, она заклинала Йанги пойти на это кощунство – бросить вызов самому Огненному богу и покуситься на роль Прародительницы. Что же теперь?

Окайра метнула отчаянный взгляд на принца, надеясь найти в нем опровержение страшной догадки. Хоть что-нибудь в свою защиту.

Но нет. Тысячу раз нет!

Низкий лоб, выступающий подбородок, широко расставленные иссиня-черные глаза, пятнистая россыпь причудливых родимых пятен по телу… И эти жидкие черные волосы, местами словно изъеденные ржавчиной… Сухощавой неуклюжей фигуре под бархатным хитоном будто бы вовсе нет дела до ежедневных физических упражнений и танцев с мечом, которые лично ревизовали на Ладони Кафф и Явох.

Кафф… Меньше чем на кого-либо на всем Харх Бадирт сейчас был похож на него. Скорее полная противоположность. Уродливое отражение на ряби грязного озера. Узловато-лохматая изнанка вышивки. Взрослея, наследный принц огненной земли все больше становился не тем, кем казался.

Королеву передернуло от отвращения: воспоминания, похороненные без почестей в недрах памяти, вдруг овеществились и грозно восстали из своей братской могилы. И не было силы им сопротивляться: все известные королеве мантры и молитвы оказались жухлыми листьями, неспособными укрыть ее от надвигающейся бесплотной армии.

«Чудовище, – без конца повторяла про себя Окайра. – Чудовище! Чудовище! Чудовище!!!» Остатков воли и духовной твердости не хватало, чтобы отвести взгляд от сына. Но продолжать вглядываться в него было еще более невыносимо.

«Мое чудовище…»

– …хорошо? – донеслось до королевы какое-то гулкое эхо.

Что еще от нее хотят? Еще помучить? Еще раз ткнуть в лицо ее собственным эгоизмом? Довести до крайности? Воистину, она и без того уже встала на самый край безумия. Еще одна душевная рана, пара уколов вины, и она рухнет в пропасть. И вполне может статься, что увлечет за собой других…

– Матушка! Да что с вами такое?

Кажется, Бадирт склонился еще ниже и уже настойчиво тряс ее за плечо. Недоумения в его глазах было больше, чем сочувствия. Убедившись, что Окайра пришла в себя и вновь внимает его словам, он, махнув рукой, снисходительно произнес:

– Не берите в голову. – И, бесстрастно глядя куда-то сквозь стену, уронил небрежно: – Я ведь сказал, что мне нет дела до правды. Пусть себе гниет в компостной куче прошлого. – Облизнув сухие бескровные губы, принц мрачно улыбнулся.

«Ох… Так ведь обычно делает Кафф – самодовольно улыбается, отпустив остроумную шутку… – промелькнуло в голове Окайры. – Только выглядит это у него по-другому. Совсем по-другому…»

– Не вините себя, матушка.

Это завуалированное, но вполне доходчивое признание сына лишило королеву последней надежды.

Бадирт словно это почувствовал. Он как-то сгорбился под своим черным хитоном и торопливо закивал в такт своим словам. Половину его лица украла тень, отбрасываемая высоким туалетным столиком. В чертах проступила неприютная чуждость, вызревшая из темной, нечестивой связи…