Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Что-то подсказало Илари, что он произносил это не впервые, а гонял фразу по кругу, словно мантру. А вопрос его был скорее утверждением, взывающим к солидарности.

– Так ведь получается, а, Ял?.. – уже как-то жалобно и испытующе вопрошал мордоворот в серьгах.

«Ял», хоть и был увешан странными иноземными украшениями, вызывал у Илари больше доверия. Возможно, благодаря своему молчанию, родственному в понимании девушки какому-никакому уму. Даже несмотря на то, что она еще толком не поняла, где заканчивается ум со сдержанностью и начинается откровенная черствость. Однако похожее чувство – безотчетного, но всеобъемлющего уважения – она уже сегодня испытала, внимая в начале экзамена каждому слову мастера Моффа. И, похоже, испытала ошибочно. Теперь она, невзирая на юный возраст, сто тысяч раз подумает, прежде чем дарить кому-то свое «безотчетное уважение».

Илари перевела взгляд на Яллира и изо всех сил постаралась увидеть в нем обычного вига, не окутанного этой «Моффовой вуалью» – дымкой опыта, знаний и прожитых лет. Увидеть просто седовласого старика, питающего необъяснимую страсть к драгоценным металлам варварской огненной земли – и на этом все. Хватит уже иллюзий! Хватит позволять другим затуманивать себе голову! Видимо, настали такие времена, когда безоговорочно доверять не стоит даже самой себе…

«Ял», похоже, тоже никому уже особенно не доверял. Он не спешил разделить радость мордоворота. Вместо этого старец с величайшей осторожностью – на грани подозрения – следил за Моффом из-под своих белесых бровей. Не торопился он и разделить траур Илари. Как будто пытался удержать баланс на невидимом канате, перекинутом над пропастью. Девушке приходилось гнать от себя мысль, что такое поведение – показатель наивысшей ответственности за других. Она чувствовала: увяжешься вслед за этой мыслью, и та непременно приведет к непрошеному чувству восхищения – а там, глядишь, и до безотчетного уважения рукой подать!

К счастью, теперь Илари уже не так глупа.

«Неужели жизненный опыт действительно строится из таких вот ошибок?!» – с ужасом думала она. Думала – и все больше утопала в прохладной глубине беспокойных глаз юного пилигрима, что нашел свое последнее прибежище на ее коленях.

Неизвестно, как там с опытом – порой он без спросу возводит на фундаменте судьбы свои мудреные укрепления, – а вот Илари чувствовала себя полностью разрушенной. Словно она умерла вместе с этим пилигримом и теперь они двумя восковыми фигурами безмолвно лежат здесь, в кабинете Моффа.

Немым укором всей мирской несправедливости, а особенно – пресловутому опыту, вдоволь наигравшемуся с их телами и эо.

– Не утруждайтесь так, Ольми. И поберегите голос для прикладных семинаров. Я видел все, о чем вы говорите, с самого начала.

Диссонанс интонаций ассистента и пучеглазого мордоворота из Черторга уже начал изрядно действовать Моффу на нервы. Невозможная какофония: один, как пономарь, долдонит без остановки свой вопрос, второй – верещит. Спасибо, что хоть Яллир – ровесник мастера и, по-видимому, самый вменяемый из присутствующих – не превращал этот дуэт в трио.

Мофф прекрасно знал: молчание Яллира – в лучшем случае дань этикету. Знаменитый пилигрим с нетерпением ждал лекарского вердикта, как не раз ждали его родственники и друзья прошлых пациентов Моффа. Этот взгляд – смесь надежды и опасения – ни с чем не спутать. И обычно в таких случаях Мофф попросту рубил наотмашь. Хорошо отточенным движением. Парой-другой сухих фраз он выносил приговор. Ибо знал, что часто именно за внешней жестокостью и кроется истинное милосердие – и наоборот: изобилие утешительных, обнадеживающих словес таит червоточину греха. Так уж у лекарей издавна повелось. Нередко их милосердие пряталось в самых неожиданных местах: на острие ножа, в мутных дымящихся каплях полуядов, в безжалостных словах. И чаще – именно в словах.

И Мофф обычно предпочитал никого не тешить ложными надеждами. Он еще раз критически, стараясь стряхнуть эмоциональную шелуху, взглянул на юношу, застрявшего на распутье между двумя мирами. Двое странников сказали, что его зовут Елуамом. «Значит, Елуам…» – перенес его Мофф в ящичек мысленной картотеки. Мастер имел привычку запоминать имена пациентов. Воистину, лучше так, чем когда они приходят и напоминают о себе сами…

«Несомненно, физически его уже нет с нами, – рассуждал про себя мастер. – Но, что примечательно, на протяжении довольно длительного периода в таком же состоянии находилась и наша уже знаменитая на весь факультет ульмэ. Вот ведь друзья по несчастью!»

Второй за светокруг лекарский инцидент, лежащий далеко за рамками науки… Да и за пределами здравого смысла, если уж говорить напрямую. Сначала рыба, теперь – представитель вига. Притом молодой – на вид ему не больше двадцати светокругов, – здоровый, достаточно крепко сложенный. Чуть больше внимания госпожи Удачи к его судьбе – и прожил бы долгую и беззаботную (во всяком случае, с точки зрения здоровья) жизнь…

Но увы.

– Господин мастер… – прокашлявшись, наконец обратился к нему старый пилигрим.