Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

Яллир еще раз тяжко вздохнул, поглядел на свой хронометр, похожий на крошечный снежный шар, и запрятал его поглубже в складки дорожной мантии. И безо всяких механизмов было понятно, что скоро рассвет: первые робкие лучи эфимиров уже зазмеились полупрозрачным серпантином, вытесняя кромешный сумрак ночи из морских глубин.

Еще одной ночи, проведенной вдали от родного дома.

Пилигрим – он и сам это понимал – находился уже в том возрасте, когда устоявшийся режим и почти армейская дисциплина в вопросах питания и сна являются главными условиями здоровья тела и духа. Последние два светокруга вся эта дисциплина, ясное дело, полетела к искусникам: длительное выматывающее путешествие, скудный рацион, состоящий из остатков хархских сухофруктов да водорослевых галет, и, разумеется, полное отсутствие сна. Пожалуй, не всякий молодой и хорошо подготовленный вига выдержал бы такой режим.

Однако правду говорят, что ничто попавшее в копилку жизненного опыта не проходит бесследно. Так уж вышло, что Яллир был не просто стариком с головой, полной всяких баек и причудливых иноземных сказаний, а заслуженным торговым пилигримом. И старые привычки, включая завидную выносливость, до сих пор опутывали все существо Яллира. Может, размеренная и спокойная жизнь на время и усыпила их, но стоило выйти за ее границы, и тело само вспомнило, как выживать в трудных условиях. Вне всякого режима. Яллир явственно чувствовал, что опыт, подобно затвердевшим мозолям, теперь защищает его от тягот нынешнего странствия.

И это было чистой правдой: он в самом деле даже не думал о сне или еде. Он не ощущал потребности ни в том, ни в другом.

Все, что теперь чувствовал Яллир, – вину.

Она прогрызла в его разуме зияющую брешь, без остатка заполнив сознание старого пилигрима. Жалкие ростки надежды, заброшенные в эту брешь мастером Моффом, не могли даже частично зарубцевать открытую рану.

Он, старина Яллир собственной персоной, лично толкнул несчастного юнца в удушающие объятия гурилий и спровоцировал их ядовитый поцелуй!.. Именно так. А ведь были ему знаки, предупреждения!.. Заметив тени сомнений на лице Елуама еще там, у аквариума с фицци, он вместо того, чтобы задуматься, критически осмыслить состояние юноши, вдруг совершенно по-ребячески принялся брать его «на слабо». Как блестяще он тогда выступил! Нужные слова, разумные доводы и неоспоримые аргументы, казалось, брались из ниоткуда и сами слетали с языка Яллира. Что ни говори, а красноречия и убедительности ему было не занимать: старый купец на уровне шестого чувства видел все слабые места оппонента и всегда знал, на чем можно сыграть в свою пользу.

И он играл! Иногда безо всякой цели, просто следуя порыву азарта. Идя на поводу у кучки козлоногих сатиров, выскакивающих из своей невидимой черной табакерки и поддразнивающих: «Играй, играй, играй!!!»

И Яллир делал, что они велели! И не останавливался, пока противная сторона не поднимала руки.

Неудивительно, что под таким давлением все страхи Елуама рассеялись, как дым…

Яллир, слепо глядя сквозь мутные пузыри окон на кособокие лачуги Зачерновичья, задавал себе один и тот же вопрос: «А не играл ли я тогда?» Может статься, что, пылко убеждая Елуама в том, что ничего, мол, плохого с тобой не случится, а Расщелина так и вовсе встретит тебя с распростертыми объятьями, он лишь поддался отголоскам бурного прошлого?

Кто теперь разберет… И так ли это важно? «Слабое, очень слабое оправдание…» – скривил губы Яллир, признавая всю ничтожность и бессмысленность этих смягчающих обстоятельств. Да их, искусники побери, и не было! Что вообще сможет оправдать смерть такого молодого, полного сил и надежд вига?.. Какие доводы и «смягчающие обстоятельства» утешат его мать-вдову? «Это ты своими лукавыми речами отправил моего сына на погибель вслед за его отцом!» – станет она, хрипя от слез, кричать ему под осуждающие взгляды молчаливой похоронной процессии.

И будет чертовки права.

Старый пилигрим еще раз пропустил тонкую цепочку часовика между своих узловатых пальцев. Яллир крепко вцепился в граненое стекло, как в магический артефакт, каким-то чудом удерживающий рассудок скорбящего пилигрима на плаву. Единственное во всем мире подтверждение постоянства. Спасибо, что хоть за этим стеклом все идет как положено.

– Илари, – раздался низкий женский голос за спиной, – и чему только тебя учат в Черновике? Там ты так же работаешь? Посмотри только, сколько всякого хлама на рабочем столе! Убери сейчас же отсюда все лишнее!