«Там, куда он отправился, их просто нет. Там царит иное. Да и он отправился туда не сам, – с какой-то пугающей уверенностью констатировала Илари, удерживая правую руку на лбу юноши. – Его отправила
Теперь эти импульсы стали настолько явным, что уже не могли оставаться за пределами сознания. В то же время они не отличались четкостью и постоянством: то буквально врезались в окружающий мир, то меркли вплоть до полного растворения в нем. И всякий раз перед глазами возникало безобразное дряхлое существо с косицей, словно сплетенной из проволоки, и невидящими глазами, наряженное в полусгнившее маскарадное тряпье. При этом Илари не покидала уверенность, что
И что оно гораздо реальней этих видений. Оно сильнее их. И оно почему-то решило избавить от них пилигрима.
Весьма, правда, своеобразным способом. И не окончательно.
– Илари! Я к тебе обращаюсь! – сиплый раздраженный голос матери прогнал
К чему готова?.. Смущаясь и робея, Илари попросила повторить просьбу, которую она, увлеченная
Оказывается, от Илари требовался сущий пустяк. Раз плюнуть. Справился бы и младенец. Всего-то нужно вызвать в памяти предсмертные видения Елуама, материализоваться в них и…
– …и убить чудовище, которое ты нам описала, – спокойно произнес мастер, словно просил ее подготовить небольшое эссе на свободную тему. – Не в буквальном смысле, разумеется.
– Убедишь его, что никакого чудовища там нет, – поспешила уточнить мать. Похоже, она даже не рассчитывала, что ее малограмотная дочь может отличить буквальный смысл от переносного.
«Но при этом влезть мертвецу в голову и задушить там всех порожденных
Хотелось ли Илари вновь окунуться в водоворот ночного кошмара и встретиться с тем перепончатокрылым клыкастым змеем? Ее не спрашивали. Понимала ли она, как снова вызвать эти видения и как – какими силами и средствами?! – начать наводить в их мире свои порядки? Ее не спрашивали. Остались ли в ней хоть какие-то ресурсы, чтобы потягаться с чудовищем? Ее не спрашивали.
Но что, если у нее сейчас ничего не получится? Тогда для несчастного уже точно все будет кончено! А она… Она, наверно, так и останется навсегда распятой на развилке своей судьбы. А может, ее вообще бросят в подземный острог и обвинят в чернокнижии? Ведь проснувшийся странный талант Илари уже собрал целую группу свидетелей. А этот Мофф, в каких бы он ни был отношениях с матерью, он ей вовсе не друг. Илари исподлобья поглядела на сухопарого мастера, возвышавшегося по другую сторону кухонного стола: «Еще неизвестно, чью ты примешь сторону, если за дело возьмется Обитель… Вернее,
Такое с семьей Илари уже было. Тогда, в далеком детстве. Правда, теперь выяснилось, что Обитель, помимо отца, могла спокойно забрать и ее мать: то, что она творила легкими касаниями рук над телом Елуама, вряд ли можно было назвать традиционными для Вига методами лечения.
А теперь мать сама, повторяя позу Моффа, стояла вместе с ним с противоположной стороны стола. Она так же, как и он, ждала от Илари ответа. Струящиеся утренние отсветы эфимиров придавали ее пергаментной коже грязно-желтый отлив. Будто его подкрасила мутная водная аура Зачерновичья. На долю секунды – дело, пожалуй, в усталости и игре световых бликов – лицо матери отдаленно напомнило Илари облик
Илари при этом не показалось, что она находится на грани помешательства или что странные эксперименты с подсознанием зашли слишком далеко – нет. Она с каким-то холодным равнодушием отметила эту схожесть, не более. Так, будто вела дневник, спокойно и вдумчиво занимаясь самоанализом.