Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

В какой-то момент Илари перестала различать день и ночь. Все сплелось в единый клубок, каждая нить которого вытягивала из нее понемногу жизненные силы. Она уже не помнила, где, в какой точке этот клубок взял свое начало. Может, это произошло вчера днем, когда она открыла в себе пугающе могущественный источник исцеления, а потом – в самый неподходящий момент! – он «пересох»? Или раньше – утром, по пути в Университет? Когда она была еще обычной замухрышкой с неблагополучной окраины Нуа, не имевшей ничего, кроме «благословения отчаянием»… А может, точка отсчета высечена на той развилке в кабинете мастера Моффа, где ей, наивной идиотке, казалось, что вот-вот решится ее судьба?

Та, однако, не спешила решаться. Хитросплетенный клубок уже второй светокруг продолжал упрямо водить ее вокруг той самой злополучной «развилки». Бесконечные заколдованные чертовы круги. Ни один из них и не думал вывести Илари к какой-то определенности. А то, что происходит сейчас, так и вовсе уносит ее все дальше от желанного будущего и его вероломных обещаний. Вот они уже втроем с матерью и мастером Моффом пытаются совершить невозможное – причем пытаются не где-то, а у нее дома! – а она не знает, войдет ли когда-нибудь снова в двери Университета… Да и нужно ли ему вообще такое сомнительное дарование, которое даже не в состоянии управлять своими способностями?

Попутно ругая себя за эгоизм, девушка подняла глаза от тела Елуама и бросила робкий взгляд на две другие фигуры, склонившиеся над ним. Мать и мастер Мофф. Ничего более странного Илари в своей жизни не видела! Еще утром она не могла бы этого даже вообразить.

Утро прошлого светокруга… Теперь оно казалось Илари бесконечно далеким. Словно воспоминания о прошлой жизни. Весь мир девушки сузился до их с матерью бедно обставленной лачуги с одной-единственной комнатой на первом этаже и заколоченным чердаком. Правда, нынче даже собственная обитель предстала в глазах Илари совершенно в ином, непривычном свете. Девушка смотрела и видела что угодно, но только не знакомую комнатушку с низким потолком, служащую одновременно кухней, столовой и спальней, в каменных стенах которой ей довелось провести почти всю свою сознательную жизнь. Всего лишь несколько новых обстоятельств – и это опостылевшее узилище превратилось в уменьшенную копию Лабораториума. Полумрак раннего утра, растворенный в мутноватой воде, с усердием растушевывал контуры и затемнял краски, лишь усиливая работу фантазии.

Вот и мать теперь представлялась Илари не вечно скорбящей вдовой, так и не наполнившей ничем свое опустевшее эо, а по меньшей мере магистром лекарского искусства. Причем столь талантливым, что сам мастер Мофф не считает зазорным спросить ее мнения, а то и вовсе приобщить к сложной операции. «Хотя можно ли это вообще назвать операцией? И если нет, то как тогда назвать то, что мы делаем?» – множились вопросы в гудящей голове Илари.

– Держи, будь добр, его руки, – бесцеремонно требовала мать, обращаясь к уважаемому мастеру так, словно это она была главой лекарского отделения, а он – юным бестолковым лаборантом. – Не хватало еще, чтобы парень себя покалечил, когда начнется вулканическая фаза.

Что, простите?.. Правду говоря, Илари отродясь не слыхала от матери подобных терминов. Седой странник, видимо, тоже. Во всяком случае, если судить по тому, как исказилось нервической дрожью его лицо, а побелевшие пальцы буквально впились в странную стекляшку – наверно, купеческий талисман какой-нибудь. О мордовороте нечего и говорить: за выражением смертельной усталости на его щербатом лице сложно было разобрать иные эмоции. Зато уж Мофф-то слышал об этих «вулканических фазах» наверняка! Вон как согласно закивал, даже не думая возражать в ответ на неслыханную фамильярность. Да и материнский приказ – да, кажется, это был именно что приказ – он принялся выполнять расторопней, чем бывало Илари во время своей смены в Черновике!

Елуам между тем не спешил возвращаться. Он все так же лежал бездыханный, все так же не шевелился (за исключением его мечущихся зрачков), и все так же его застывшее красивое лицо хранило печать ужаса, наложенную жуткими предсмертными видениями.

Теми, которые Илари довелось, пусть с некоторым опозданием, разделить с ним. Ах, если бы только можно было взять хоть часть этого кошмара на себя, чтобы бедный Елуам мог заснуть спокойно!.. Девушку не покидало смутное ощущение, что молодой пилигрим, несмотря на безжизненный облик, все же покамест не нашел ни покоя, ни умиротворяющего забвения.