Лекарство от забвения. Том 1. Наследие Ящера

– Откровенно говоря, я слишком привык к традиционному облику сестер, Сиятельная, – как можно естественней произнес Умм. – И потому всякий раз удивляюсь на День очищения.

Увы, выкрутиться не удалось.

– Если бы ты почаще являлся ко мне, стражник – хотя бы в самые священные для хархи дни, – то знал бы, что облик сестер всегда един. А на очищение перед Горидукхом им Семью наставлениями предписано соблюдать особую строгость, дабы узрели боги непорочность тех, кому доверили столь нелегкий труд. – Голос Йанги при этом звучал вовсе не обвинительно. – С другой стороны, – приглашающим жестом она указала Умму на свободную подушку, – Огненный бог распорядился нынешней ипостасью твоей души так, чтобы ты хранил королевский покой, а не постигал жреческую мудрость. Вернее, ты так распорядился сам. Будем честны, ибо День очищения смывает со всех нас грязь вранья и скверну греховного вымысла.

От этих слов юноша замер. Благо он уже сидел на мягкой подушке прямо у ног Йанги и был избавлен от позора потерять равновесие перед ней и сестрами. Жрица продолжала смотреть на него тем же взглядом: понимающим и всепрощающим. И как она может сохранять спокойствие, зная о том, как он, Умм, «распорядился своей судьбой»? Распорядился вопреки происхождению и принципу потомственности… Ясно одно: Нездешней все известно.

Что его теперь ждет?

Следующая мысль наотмашь хлестнула юношу по затылку, и этот удар начисто выветрил остатки страха за собственную шкуру. Как она сказала: смыть греховный вымысел? Эта фраза расшевелила на время заторможенную память: долгая нить фантастического сказания у высокого костра, вещие полуприкрытые глаза Тихха… И такие же – на его посиневшем лице, застывшем блаженной маской, назло туго затянутой на шее петле. В сознании Умма что-то сошлось. Вернее, накрепко спаялось – не расцепишь.

– Так-то вы, оказывается, смываете греховный вымысел? – гневно засипел юноша, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. Отчасти Умм был даже благодарен этому гневу: он не оставлял шанса слезам скорби. Правой рукой стражник указывал на проем в шатровой занавеси. – Так решили очистить ни в чем не повинного старика?! С каких это пор в Подгорье вешают за сказки?

Сестры, словно очнувшись от глубокого сна, одновременно прервали свои молитвы, отняли руки от груди и принялись испуганно переглядываться. Свечи, тоже разбуженные взмахами рук Умма, тревожно задрожали осиновыми листами своих фитилей. И лишь Йанги оставалась островком безмятежности посреди зарождающейся смуты.

– Ты проницателен, – изрекла она, не изменяя ни тона, ни позы. – Это действительно дело рук Снопа искр.

Услышав это, Умм чуть не задохнулся от ярости. Йанги же бесстрастно продолжала:

– Теперь ты узрел, сколь разнообразна может быть религия. Не видится ли она теперь тебе могущественным многоруким существом? В одной руке она держит молельные четки, в другой – карающий меч, в третьей – цитриновый оберег, а в четвертой – отрубленную голову богоотступника. – Сощурившись, жрица пристально посмотрела на стражника, словно желая убедиться, что он слышит именно то, что должен услышать. – Главное помнить, Умм, что каждым своим действием, поступком и выбором ты решаешь, какую руку Святилище к тебе протянет в следующий раз.

Вот так урок! Воистину, не те это были ответы, за которыми пришел сюда Умм. Он так надеялся на эту «чистоту», которой закуталась Йанги с ног до головы, защищаясь от своей же собственной грязи… И, сидя здесь перед ним в этих белых одеждах, она бросала ему почти открытые угрозы, намекая на свою полную осведомленность о его, Умма, происхождении! Это не считая того, что жрица наверняка в курсе его кровавого суда над собственным отцом.

Новое понимание происходящего несколько остудило праведный гнев юноши. Нет, безусловно, траур по Тихху продолжал отзываться в нем все тем же приглушенным рыданием, да и горькое чувство несправедливости не прекратило отравлять каждый вдох… Только свет на эту скорбную картину теперь падал для Умма под иным углом. Ибо он сам – точно такой же преступник, убийца.

Ничем не лучше и не хуже Йанги.

Стражник подавленно опустил голову, отменяя этим движением свой недавний порыв. Мысленно он уже понял, насколько его выпад был глуп и даже смешон. Она, жрица, все знала о нем и читала его, точно раскрытую книгу. Одно движение ее брови – и его вместо доспехов королевского стражника ждут рабские кандалы и каторжные работы до скончания жизни. Да такие, что смерть покажется милосердным избавлением! Он и без того, считай, висел на волоске, встречая и провожая каждый день опасениями, что обман раскроется.

Что он сможет ответить на это перед лицом суда? Что у верховной жрицы черный раздвоенный язык и что с помощью него она может рассекать время и пространство?

«Да уж… – в отчаянии подумал Умм. – Такие слова лишь во сто крат повысят шансы примерить рубище невольника».

– Я буду помнить, – медленно произнес он, стараясь вложить в эти слова больше смысла, чем они, казалось бы, могли вместить.

– Знаю, что будешь.