Лексикон света и тьмы

Не надо им было переезжать, думает она и идёт к лестнице, поднимается в самую далёкую от подвала комнату. На втором этаже, с арочным окном и встроенной кроватью. Не надо им было переезжать, потому что теперь ей приходится нести в себе не только те шрамы от войны, которые несут все. Не просто выносить смятение и мигрени, которые её постоянно мучают и вынуждают отлёживаться в этой комнате наверху, в тишине, без света, с пульсирующей болью в голове. Она должна выносить ещё и прошлое этого дома.

Лишь однажды она проводит по нему Гершона и рассказывает, что ей видится, пересказывает услышанное от других и вычитанное, то, до чего докопалась самостоятельно. Показывает на камин и говорит, что в нём риннановцы, убегая, сожгли свои бумаги. А про гостиную – что как раз здесь Риннан проводил свой знаменитый псевдосуд, на котором приговорил к смерти несколько человек. Показывает на спальни и поясняет, что здесь они спали и совокуплялись. А потом идёт было к подвалу, но останавливается у двери.

– А там внизу… – говорит она и чувствует подступающую ярость, она и сама не знала, что её столько накопилось. – Ты знаешь, Гершон, что они делали там?

– Знаю, – отвечает он спокойно, но она ощущает, что в нём растёт раздражение.

– Но тебя это не мучает?

– Эллен, это было, считай, десять лет назад.

– И что?

– И… Ты догадываешься, в каком количестве домов в этом городе за человеческую историю совершались злодейства? Если считать от каменного века, когда здесь появились первые люди? Наверняка на каждом пятом метре происходило что-нибудь подобное, но мы же не впадаем от этого в ступор, правда?

– Здесь совсем другое дело, не передёргивай. Позавчера Яннике принесла из подвала пулю, она не знала, что это, но я знала. И что, по-твоему, я должна ей рассказывать? Как называть вещь, которую она принесла?

– Ну так не называй, всегда можно ответить, что ты не в курсе.

Эллен наклоняет голову, закрывает глаза.

– Гершон, неужели ты не видишь, что этот дом уничтожает нас? – говорит она тихим, слабым голосом.

Гершон кладёт руку ей на плечо.

– Эллен, давай я подчищу все оставшиеся внизу следы войны. И покрашу стены. Тогда тебе станет лучше? – спрашивает он.

Да нет же, не станет! Эллен выворачивается из его рук и уходит наверх, отдохнуть. Ей не надо, чтобы её утешали, тем более так. Чтобы держали за глупого маленького ребёнка, который ночью пугается своей тени. Ей нужно, чтобы Гершон понял её, но он на это, очевидно, не способен.

З

З как Задержание.

З как Злоключение.

З как Заключение.

З как Заточение.

З как Злодеяние.

З как Засада.

З как Зачистка.

З как Закон Риннана, Lex Rinnan, документ, который, по их словам, подписывали члены банды. По этому закону им запрещалось противоречить Риннану. А также сомневаться в правильности его решений. И тем более выходить из банды. В Законе Риннана было прописано и наказание за нарушение правил – несогласие с лидером карается смертью.

З как Знакомый, которого ты внезапно, десятого марта сорок второго года, видишь в лагерной столовой среди привезённых накануне арестантов. Высокий мужчина с ясными глазами одет в робу, как и остальные. Он тоже замечает тебя и поднимает руку в знак приветствия. Это Ральф Тамбс Люке. Вы с Марией много раз встречались с ним. То на улице, тогда Ральф обычно держал путь в лес, собирать новые растения для гербария, то в Студенческом союзе, где он произносил зажигательные речи о несправедливом разделении мировых богатств и правах рабочих. Однажды ты даже был у них в гостях, на вилле на Юнсвансвейен, и рассматривал гербарии в кабинете Ральфа, в комнате на втором этаже, там тебе ещё запомнилось арочное окно, обращённое в сад.

З как Зло.

З как Злость.

З как Зима.

З как Запах и как Заносчивость. Той весной в Фалстаде тебя изредка навещают Мария с Якобом, как навещают и других заключённых их родные, и, хотя ты чувствуешь радость и облегчение, что они живы и хорошо выглядят, эти чувства – когда вы стоите, разделённые забором, – затеняются другим: стыдом. Стыдом за твою тюремную робу, за вонь немытого тела, за то, что ты такой измождённый, грязный и неопрятный доходяга. Ты едва решаешься просунуть руки сквозь прутья, чтобы дотронуться до их мягкой кожи, потому что ты уже и сам себя не узнаёшь, а уж они – тем более, это читается в их глазах.

И