Лексикон света и тьмы

Хенри качает головой и слышит, как Клара шепчет себе под нос «Боже мой», а потом утыкается лицом в ладони и плачет. Хенри кладёт руку ей на плечо, но она уворачивается. Шмыгает носом. Поднимает глаза.

– Мебель?

– Нет, Клара. Они заберут всё, кроме кровати. Но найдут, где нам жить.

– Они? Кто они? Призрение бедных?

Хенри кивает. Она снова шмыгает носом, и он чувствует, как горе высасывает из него силы и уверенность в себе. Он будто сдувается, становится слабым и никчёмным, как раньше, а этого он не вынесет. Этого он не хочет, потому что вина вообще не его. Если бы ему платили нормально, он бы ни за что не стал таскать деньги из кассы. По-настоящему во всём виноват дядя, но как объяснить это Кларе? Она не поймёт. И что всё делалось ради неё, тоже не поймёт. Он пошёл на это ради неё и сына. Объехал все окрестности, все хутора, все дома. Работал от зари до ночи – ради них. Почему она этого не понимает?

Клара достаёт из кармана платок. Глаза мокрые, на щеках блестят дорожки от слёз. Она смотрит на него холодно и спокойно.

– Так-так. И когда же они приедут всё забирать, Хенри?

– Завтра.

– Ясно, – говорит она и проводит пальцем по ребру стола, будто прощаясь с ним. – Ясно.

На другой день являются кредиторы и выносят стулья и стол, за которым они торжественно обедали по воскресеньям. Следом уносят начищенные блестящие кастрюли, в которых Клара готовила соусы и каши. Хенри стоит в соседней комнате и бессильно наблюдает за тем, как всё их хозяйство выносят из дома, возле которого уже собрались зеваки. Они перешёптываются, сплетничают и упиваются каждой подробностью. Наслаждаются, это сразу видно. Рады поглазеть на такое событие, потому что им вечно не хватает зрелищ. И потому, что им хочется возвыситься за его счёт, втоптав в грязь его семью. Вот ублюдки! И они ж ничего не знают. Тоже мне, поганая свора избалованных жизнью мещан, которые никогда, ни за что, ни под каким видом не упустят шанса раздавить того, кому повезло меньше их, кто вовремя не обеспокоился тем, чтобы появиться на свет в богатом семействе. Засранцы изнеженные, да у вас с самого рождения и денег куры не клюют, и все дороги вам открыты, а туда же, осуждать меня вздумали. Да чтоб вы лопнули!

Едва уносят последнюю вещь, как к Хенри подходит человек в костюме, просит расписаться на бумаге, подтверждающей передачу жилища, и пройти с ним в контору Дома призрения. Хенри тянется взять Клару под локоть, но она отстраняется. Делает почти незаметное движение рукой, но он чувствует, что его отвергли. И сперва думает, что это понятная реакция, скоро, мол, пройдёт, но это продолжается и в квартире, выделенной им от города.

Клара точно чуть отодвигается всякий раз, когда он до неё дотрагивается, а во взгляде у неё появились мрачность, отчуждённость и укоризна, как будто это не она широко жила на деньги, которые он добывал. Не она радовалась свиным отбивным, возможности посидеть в кафе, новым блузкам и юбкам. Фу, как гадко, лицемерие никого не красит, думает он. Ещё не хватало, чтобы она его отвергала! Да у неё и права такого нет! То, что он сделал, он делал для неё, для них, и нечего теперь его отталкивать, думает он и вечером зажимает её и задирает юбку, ему плевать, хочет она или нет, он кладёт руку ей на лобок и, крепко держа её второй рукой, суёт руку в её нутро, хотя она и не мокрая. Валит жену на кровать и расстёгивает штаны. Не говорит ни слова, но дышит часто-часто. И чувствует, как нарастает в нём злость. Баба неблагодарная! Как будто ты тут ни при чём, ничем не пользовалась. Ага! А не ты ли всё время зудела, что денег мало? И ни разу, между прочим, не спросила, откуда я добыл приварок. Ни разу!

Он залезает на неё, поднимает член и заталкивает его в сухое отверстие, лишь краем сознания отмечая, что она отвернула лицо и лежит неподвижно.

Время тянется медленно, когда дела нет. Бессмысленные дни без цели, без работы, без денег. Хенри невмоготу сидеть дома, там Клара, она не устаёт его обвинять и постоянно пенять ему на ошибки, безо всякого повода, просто потому, что на глаза попался.

Каждый раз, когда она открывает рот, или смотрит на него, или уклоняется от близости, он вспоминает о своём фиаско, так что лучше уйти бродить в одиночку, подальше от Левангера и уничижительных взглядов встречных и поперечных. А как сладострастно перемывают ему сейчас косточки в трезвенническом кафе. Он живо представляет, как люди наклоняются к столу и понижают голос, прежде чем рассказать, чем кончил этот Хенри Оливер Риннан. А то строил из себя не пойми что.