Лекции по искусству. Страшные сказки

Противопоставление доброй и недоброй девушек уходит здесь на второй план. Тут и дочек-то не две, а три. И добрая дочка не столько трудолюбива, сколько нет у нее шанса избежать тяжелой работы и ежедневных унижений. Условно недобрые ее сестры тоже работают, хотя и после обеда. Марфуше надо не проявить себя кроткой, доброй сердцем, трудолюбивой девушкой, а выстоять, не сломаться, несмотря на все унижения и испытания. Не это ли – главная черта русского национального характера? Как подметил фольклорист Владимир Аникин: «В сказочной истории о стойкости и терпении сироты, о суровом Морозке заключается мысль: притесняемые, те, кто стоек, будут счастливы. Сказка – своеобразный идейно-эстетический и этический кодекс народа, здесь воплощены его чаяния и ожидания». Так что «Морозко» – это, скорее, сказка о терпеливых и нетерпеливых, стойких и нестойких девушках. И только та, которая выстояла, достойна вернуться в мир живых, где ей предстоит останавливать на скаку коней и входить в горящие избы. Отогреваться?

И кстати, пересмотрите уже упомянутый фильм Роу «Морозко». Неужели вас не раздражает интонация пришибленной рабской покорности, с которой разговаривает Настенька (так там зовут униженную падчерицу)? Все сделаю, матушка, свяжу, помою, сама себя выпорю… Тоже мне добродетель!

7

Морозко, Мороз Иваныч, «Владыка холода» как бы отвечает рациональной справедливой жесткостью на иррациональную жестокость мачехи. Он одаривает стойкую Марфушу и убивает родных дочерей злой женщины. А та в конце сказки смиряется с этим, принимая урок от «отца Мороза»:

«Старуха посердилась, побранилась, да после с падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не поминать. Присватался сусед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живет».

Идея, что за крайней жестокостью стоит высший, может, не до конца понятный обычным, страдающим, людям порядок, не могла не найти своих почитателей в суровое сталинское время. Казалось, что Иосиф Виссарионович Морозко не может ошибаться. Стойких наградит, сломавшихся уничтожит. А жены и матери все примут и поймут. И скажут, что все было правильно. Ради общего блага и светлого будущего. Как заявила на следствии арестованная в 1949 году по вымышленному делу о государственной измене жена наркома Молотова Полина Жемчужина: «Как правительство решило, так и будет». Вернувшись в 1953 году из лагерей, она до конца жизни оставалась верной сталинисткой.

С теми же чаяниями лучшие дети и пасынки нашей родины, поэты, ученые, актеры, порой в последний час жизни обращались к Сталину с письмами, стихами и песнями, ожидая, что раз жестокая мать губит, может, справедливый отец заступится.

Отец народов не мог пройти мимо оперы «Морозко», написанной автором «Песни московских детей о Сталине» и других подобных сочинений, композитором Михаилом Красевым в 1950 году, ведь это была опера про него самого. И выдал ей премию, правда, второй степени. Там никто не умирает (опера-то детская), но в финале, когда возвращается домой оборванной замерзшей нищенкой родная дочка Фроська, мачеха собирается выгнать из дома Деда и Дуню. Тут народ поднимается на их защиту, постановив злых женщин «за недобрые дела выгнать вовсе из села».

Народ Морозко одобряет. 8

Оглядываясь на весь цикл сказок «о добрых и недобрых девушках», хочется, наконец, поговорить о девушках недобрых. Можно, конечно, абстрагироваться, заявив, что «сказка – ложь», это все ненастоящие девушки и ненастоящие феи, розы и вши ниоткуда не валятся, а за трескучий мороз никого замуж не выдают. Мол, давайте же рассматривать сказки как поучения и нравоучения, как урок. Где-то – доброты, где-то трудолюбия, где-то порядка, где-то терпения. Конечно, можно и так. Однако в XXI веке взрослый читатель уже не может подходить к сказкам вроде «Подарков феи» так, будто на дворе конец XVII столетия и кое-где еще догорают костры с последними повитухами-«ведьмами». Время идет, добавляя великим сказочным сюжетам новые оттенки смысла. И добавляя новые уроки.

Повторюсь, что с тех пор, как я подрос, мне всегда было искренне жаль девочку, на которую выливают котел смолы. Смола пристает к ней, делает видимым ее внутреннее убожество. Но позвольте, почему сказочник не наказывает ее мать? Почему не дает ей самой шанса исправиться, стать лучше? Разве вина, а не беда несмышленого подростка, что его/ее избаловали и научили с презрением относиться к чужому труду?

Кроме того, сказочнику мало объявить девочку недоброй, он еще и с первых строк делает ее уродливой. Что тут думать-то? Посмотрите, какая страшная! Значит, и душа у нее черная! Не так ли поступают сегодня некоторые ангажированные журналисты, которые перед многомиллионной аудиторией выдают внешнее за доказательство внутреннего? У кого «глаз дергается», у кого «характерная татуировка», у кого «рубашка говорящего цвета».