Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Чтобы правильно представлять себе характер и значение церковного землевладения, надо иметь в виду основные особенности строя материального обеспечения церковных учреждений и заведования их имуществами. Строго говоря, неправильно даже употреблять выражение «церковное землевладение» ни для удельных, ни для московских времен. «Землевладельческий быт нашей церкви, скажу словами известного канониста Павлова, сложился не по канонической догме, а по национальному типу вотчинного права»[337]. Как единое целое церковь русская не была землевладелицей. Существовали вотчины монастырские, владения митрополичьи, но не церковные в собственном смысле слова. Церковная земля для того времени – разве что земля, принадлежавшая отдельной церкви, приходской или соборной. Вотчины принадлежали отдельным церковным учреждениям, которые в лице своих начальных лиц и оказывались полноправными вотчичами, управителями и распорядителями своих вотчин. Крупные владения митрополии являлись одним из составных элементов всего этого землевладения наряду с другими, как особая, замкнутая в себе единица. И только их, а не всего церковного касались те грамоты и порядки, которые обеспечивали права и имущества митрополии. У других владельцев святительских и монастырских вотчин были свои, особые от митрополичьих, права и гарантии, владения и грамоты. Это ставило епископов и игуменов в непосредственные, прямые, мимо митрополита, отношения к княжеской власти, и ставило их в ряд крупных землевладельцев-вотчинников наряду с боярами и княжатами.

Социальное тождество, если можно так выразиться, землевладения церковных учреждений с боярским сказывалось в ряде правовых и политических последствий. С одной стороны, традиционно-канонические воззрения на недвижимые имущества церкви как на неотчуждаемые и, стало быть, не подлежащие владельческому распоряжению их временных управителей – епископов, игуменов – не соответствовало действительности, т. к. они, напротив, распоряжались «своими» вотчинами как настоящие вотчинники – отчуждали их путем продажи и мены, закладывали и т. п. С другой стороны, их положение как крупных землевладельцев сближало их в роли «государевых богомольцев» с боярами и слугами великокняжеского двора, к которому и они тянулись за опекой и покровительством. В эпоху жалованных грамот отдельные владыки и игумены получали пожалования и разные более или менее широкие льготы от князей и ставили тем свое вотчинное землевладение в такое же, а часто и более привилегированное положение, чем земли бояр-грамотчиков, но зато и в такую же зависимость от великокняжеского пожалования, какое постепенно преобразовало самое понятие о вотчинном боярском праве в представление о праве не самостоятельном, а производном от усмотрения государя великого князя. Эта связь вотчинниковых прав с государевым пожалованием имела свои крупные выгоды как защита от сторонних претензий, легализация захвата и приобретения волостных земель, источник податных и пошлинных льгот. Она же вела обычно к освобождению монастырской или святительской вотчины от подчинения местной наместничьей власти, устанавливая, как и для бояр, прямую подсудность суду великого князя: «а кому будет чего искати на игумене с братьей или на его прикащике, ино сужу их яз, князь великий, или боярин мой введеный».

Развитие этих отношений – дело эпохи предыдущей; в XV в. они в полном расцвете, и при сохранении духовной митрополичьей юрисдикции в делах специально церковных, власть митрополита над духовенством, даже в периоды наибольшей независимости митрополии от великокняжеской власти, не разрушала его подчинения по вотчинному землевладению и в порядке привилегированной подсудности княжеской власти. Мало того, мы уже видели вне территории собственно митрополичьих владений, великого князя в роли защитника церквей и монастырей в Москве и по городам от церковных налогов и поборов митрополита. На таких широких основах покоилась зависимость духовенства и церковных учреждений от великокняжеской власти, нашедшая завершение в эпоху Ивана III, когда и сама митрополия окончательно подчиняется этой же государевой власти.