Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Влияние новгородской государственности, более зрелой и отнюдь не вотчинной в московском смысле, на приемы устроения московского управления в XV в. – явление существенное, но малоизученное. В ней москвичи могли найти кое-какие готовые формы ограничения самовластного и самодовлеющего положения органов центральной власти в подведомственных им областях. Образцом такого ограничения из времен Ивана III служит Уставная белозерская грамота 1488 г., устанавливающая нормы корма, и поборов, и суда наместничьего в форме пожалования всех белозерцев, горожан, и становых людей, и волостных[341]. Затем дальнейшее развитие тех же явлений относится, судя по нашим документам, ко времени Василия III, примыкая непосредственно к организационной работе его отца. В уставных грамотах наместничьего управления вижу проявления тех же общих организационных тенденций, какие находим в Судебнике 1497 г., – в устроении центрального суда на зарождающихся приказных началах, в различении инстанций, основе отличия управления центрального и областного. Белозерская грамота – одно из проявлений тяги верховной великокняжеской власти к прямому вмешательству в дела наместничьего управления, контролю над ним и установлению своей правительственной силы по отношению к населению, которое тянуло бы к московскому центру за управой и защитой, за нарядом всех отношений и установлением их правовых и административных норм. Дело князя Оболенского Лыка, великолуцкого наместника, о котором мне уже не раз приходилось упоминать, – явление того же порядка; лучане «били» на него «челом» великому князю «о продаже и о обиде», причем в ином на него дотягалися, и он уплатил по иску «оборотню в продажех», а другое князь великий «и безсудно велел платити». В общем, это все черты того процесса, который можно назвать «собиранием власти», переходящим при Иване III в стремление к ее концентрации и устроению всех управляющих властей в подчиненные органы московского центра. Подчинение кормленщиков контролю и ответственности, произвольная их смена и назначение, для которых использована временность кормлений, постепенно перешедшая в их намеренную краткосрочность, с одной стороны, а с другой – уставные грамоты и доходные списки, все строже и определеннее подчинявшие наместничье кормление уставной норме, упраздняли вотчинные навыки кормленщиков и устраняли опасность перехода наместничеств в вотчинное владение, подобное феодам западных графов. Территория и население наместничеств этой практикой закреплены за властью великого князя. Конечно, сложнее складывались отношения между этой властью и боярами-вотчинниками, государями своих земель и населявшего их люда. Жалованные грамоты светским и церковным землевладельцам придали условный и производный характер их привилегиям и самому их вотчинному праву. Но все-таки оно оставалось, по существу, их собственным вотчинным правом. В их руках оставалась большая материальная и людская сила, достижимая для великого князя только через них, при их подчинении великокняжеской власти. При Иване III военные силы княжат не были еще втянуты, как мы видели, в общий строй великокняжеских полков, а составляли особые вспомогательные отряды. Остальное боярство входило со своими людьми в эти полки, но размеры его службы не были, по-видимому, однообразно определены до середины XVI в., а в обложении царили более или менее обширные льготы. Великий князь, ставший вотчинным государем всей Великороссии, стоял, однако, в этом строе в своеобразно-двойственном положении. Владетельный распорядитель земель дворцовых и черных-волостных, он встречал предел своей вотчинной власти в землевладении боярском и церковном, в жалованных привилегиях – частью, для княжат – [в] наследственно-владельческих правах крупных вотчинников. Весь уклад народно-хозяйственной жизни XV в. сильно обострял смысл этого положения, т. к. вся трудность организации великокняжеских финансов, потребность в которой сразу возросла при расширении задач и горизонтов московской политики, состояла в ничтожности движимого, денежного, капитала тогдашней Великороссии и в базировании всякого прочного и значительного материального обеспечения на земельных имуществах. Землей и сельским хозяйством обеспечивалось содержание великокняжеского двора, администрации, военной силы. Податные сборы – дани и пошлины– либо сливались с землевладельческими доходами, либо составляли второстепенную статью общего финансового оборота, обеспечивая преимущественно экстренные нужды и расходы. Все эти общие условия выдвигали на первый план вопросы распоряжения земельным фондом как основным обеспечением всего строя Московского государства.