Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Ставить ли заключение этого договора в какую-либо связь с «крамолой» боярина Алексея Петровича? К сожалению, мы слишком мало знаем об этой таинственной истории. Договор говорит о «коромоле», в которую вошел Олекса Петрович к великому князю Семену. Если договор действительно заключен «у отня гроба», т. е. если в словах этих видеть указание хронологическое, то крамола должна была произойти вскоре после вокняжения Семена, например, во время первой его поездки в Орду. В чем она состояла – не знаем. Но боярин Алексей подвергся крупной опале. Князь великий обещает его не принимать к себе в бояре и берет обещание с братьев не принимать ни Алексея, ни его детей, «и не надеятись ны его к собе до Олексеева живота». Имущество боярина конфисковано, и великий князь поделился им с братом Иваном, и обязует этого брата из того «живота» ничего Алексею не давать, «ни его жене, ни его детем, ни инымь чимь не подмагати их». Можно сопоставить с этим и опасения «свады» боярской между братьями в том же договоре, и увещание братьев «жити за один», лихих людей не слушать, «хто иметь (их) сваживати», а слушать митрополита и «старых бояр, хто хотел отцю нашему добра и нам»; такое извещение находим и в духовной Семена. Указание договора на какую-то связь Алексея с князем Иваном Ивановичем подтверждается тем, что его при Иване, ставшем князем великим, видим в тысяцких московских. А в 1357 г. тысяцкий Алексей Петрович найден убитым на площади: «и неции глаголют о нем, – так записано в Никоновском своде, – яко совет сей сотворися или от бояр или от иных втайне…». «И бысть мятежь велий на Москве того ради убийства»; «тое же зимы, по последнему пути, болшии бояре московстии отъехаша на Рязань з женами и з детми»[159]. А через год Иван Иванович двух отъездчиков перезвал опять к себе – Михайла и зятя его Василия Васильевича. Чуется борьба боярских партий, не без связи с отношениями между князьями Семеном и Иваном Ивановичами. И у нас так мало сведений об этих начальных моментах внутренней истории Москвы, когда ощупью и постепенно определялись пути созидания московского государства, что внимание невольно останавливается на каждом многозначительном намеке, хотя бы и не было надежды его разгадать с достаточной ясностью и определенностью.

В сущности, почти таким же «намеком» стоит перед нами и завещание Семена Ивановича, т. к. мы точно не знаем, как произошло нарушение или отмена всего его содержания при великом князе Иване Ивановиче. Семен в своей духовной распоряжается только своим уделом и собственными примыслами, давая ряд княгине своей, Марье Александровне тверской. Составлена она в 1353 г., после смерти последних сыновей его, незадолго до его собственной кончины. Не касаясь ни великого княжения, ни Переяславля, ни Москвы, он поручает братьям блюсти княгиню и ее владения «по нашему докончанью, како тогды мы целовали крест у отня гроба». Жене своей он дает все, чем может распорядиться как князь удельный: Можайск и Коломну, волости и села, весь «участок», чем его отец благословил, свои купли, примыслы и драгоценности. Но на Москве ей назначается, конечно, не полтамги, а Семенов «жеребий тамги»; из великокняжеского обихода 50 коней из «ездовых» и два стада из стад княжих. Семен определяет, кто из бояр будет служить княгине, ведая волости, дает ей «прибытъка половину», а людей своих «деловых», доставшихся ему покупкой или «в вине», как слуг-холопов (тиунов и посельских, ключников и старост), и «хто ся будеть у тых людий женил», отпускает на волю. Дел великокняжеских Семен в духовной касается лишь тем, что завещает братьям не пересуживать судебных приговоров его самого, его бояр и людей боярских как в великом княжении, так и в вотчине его на Москве; да еще тем, что увещает братьев жить за один и слушать митрополита Алексея да старых бояр, служивших советом их отцу и ему, Семену.