Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Характер раздела определяется в духовной Калиты чертами, гарантирующими сохранение единства семейной группы и ее владений: им создавались «идеальные», как выражаются историки землевладения, доли, пропорциональное соотношение которых должно быть восстановлено в случае умаления одной из них по независящим обстоятельствам. Дело в том, что эта черта московского княжого владения не стоит одиноко в стародавней жизни великорусского севера. Она явно сродни тому строю крестьянского долевого землевладения, которое изучено и описано в трудах А. Я. Ефименко, П. И. Иванова и Н. П. Павлова-Сильванского[156]. Вот как изображает его Павлов-Сильванский, подведший итог и русскому, и западному изучению этого вопроса в главе пятой своего посмертного труда. Деревня-двор по смерти отца сохраняет прежнее значение хозяйственного целого, не распадаясь между братьями-сонаследниками на отдельные, обособленные имения; но внутри этой хозяйственной единицы происходит раздел – не землевладения, а землепользования – по долям разных земель и угодий, чересполосно, по полосам и лоскутам. По отношению к внешнему миру совладельцы «за ту свою вопчую землю стоят в ответе все вместе». А внутри – правильность долевого владения охраняется обычаем «передела», для проверки и уравнения [того], чтобы реальная доля каждого всегда точно соответствовала идеальной доле его наследства; из обычая этого, применявшегося, например, если иную пашню смоет или засыпет при разливе реки или для устранения захватов чужого, могли иногда развиться периодические переделы, констатированные Ивановым. Но обычная судьба долевого владения иная. Оспаривая мысль А. Я. Ефименко, будто долевое землепользование есть общая стадия в развитии землевладения от задружного быта к землевладению подворно-участковому или общинному, Сильванский настаивает, что оно «слишком неустойчиво, чтобы придавать ему такое общее значение». Оно появляется при переходе дворища от одного владельца к двум-трем его сыновьям, «но очень скоро исчезает», как только отношения в дальнейших поколениях становятся более сложными. Тогда происходит окончательный раздел с тем, чтобы больше «не переделивать и с полос друг друга не сживати». Долевая деревня быстро превращается в деревню с подворным личным владением. Разложение долевого единства создается, кроме таких разделов, также и путем более сложным, когда дольщики начинают отчуждать в сторонние руки свои «трети» и «четверти»; в таких случаях долевые отношения могут сохраниться, обращая вотчинные переделы в переделы по купчим и дельным «крепостям», подобно как в землевладении складническом. Но нужны весьма сильные экономические условия, чтобы сохранить совладение чужаков от быстрого распада.

Та же схема развития – mutatis mutandis – может быть прослежена и на княжеском владении по уделам. И в древней домонгольской Руси наблюдаем сохранение относительного одиначества и целости всей отчины между князьями-братьями-вотчичами определенной земли, момент неустойчивого равновесия ее внутреннего строя перед окончательным распадом. Редко где при особых условиях, как в земле Черниговской, вырастает оно в более длительное одиначество с разрушением зато устойчивости вотчинных «долей» в пользу договорного «наделения вправду». Момент истории московского княжого владения, наблюдаемый нами по духовной Калиты, есть момент первого шага к разделу с перевесом одиначества над вотчинным дроблением – со старейшинством старшего брата.