Но внутренние отношения семейной группы не определены в духовной сколько-нибудь отчетливо. Нет даже слов «в отца место». Это определение сделано [вскоре], видимо, тотчас по смерти Калиты, в договоре великого князя Семена Ивановича с братьями, заключенном «у отня гроба». Тут братья целуют крест, что им быти «за один до живота», имея и чтя старшего брата «во отцево место», а он их [должен] иметь в братстве, без обиды (стерто)[157]
. Одиначество князей раскрывается договором в ряде положений. Они будут иметь друзей и недругов, кого примет в дружбу или с кем во вражде будет великий князь, но доканчивать он обязуется не иначе, как «с братьею»: формула «а тобе, господине князь великий, без нас не доканчивати ни с ким» имеет двойной смысл – не заключать договоров без «думы» с братьями и не исключать их из своих договоров с третьими; и они отказываются от права заключать сепаратные договоры. Братья взаимно обязуются не поддаваться, если кто их будет «сваживати», по таким наговорам не держать нелюбья, а расследовав, казнить интриганов «по исправе». Такая столь обычная в междукняжеских договорах оговорка свидетельствует о значительной зависимости князей от политиканства и происков боярских кружков. Затем князья, в общем подтверждая «раздел», какой им дал отец их, вносят, однако, в него дополнения, отчасти видоизменения и гарантии. Уступая старшему «на старейшинство» половину тамги московской, князья уговариваются относительно общей нормы: «и потом на старейший путь, кто будет старейший, тому полтамги, а молодшим двум полтамги»; старшему уступка и в других угодьях: ему пути сокольничий и конюший, садовници и «кони ставити», и ловчий путь – основные «пути» великокняжеского московского обихода. «А опрочь того все на трое».Далее, точнее выясняет договор значение «уделов»: 1) их неприкосновенность – «того ти под нами блюсти, а не обидети», и право расширять владение – примыслами и прикупами чужого к своей волости: «и того блюсти, а не обидети»; 2) их наследственность: «кого из нас Бог отъведет, печаловати княгинею его и детми, как при животе, так и по животе» (в духовной?); «а не обидети тобе, ни имати ничего ото княгини и от детий, чимь ны кого благословил отець наш по розделу»; 3) самостоятельность их княжого управления: бояре и слуги у каждого князя свои, и великому князю на бояр и слуг, которые служат братьям, а по них их вдовам и детям «нелюбья не держати, ни посягати без исправы, но блюсти, как и своих»; вольным слугам между ними воля, на обе стороны, за отъезд «нелюбья… не держати». Устанавливаются правила сместного суда по отношению к «московским» боярам и слугам удельных князей, если суд на Москве и «опрочь» Москвы, в суде наместничьем; агенты власти княжеской обоюдно не всылаются в чужую территорию, а дело ведется пересылкой между князьями (вспомним «Русскую Правду»: а «в чюжю землю своду» нет); с этим связано и запрещение князю, его боярам и слугам покупать села и держать закладников (стерто) в чужих владениях, естественное при неразличении понятий владения и юрисдикции[158]
(в XIII в. такие нормы разработаны новгородскими договорами с тверскими князьями). Наконец, договор устанавливает объединение военных сил всего великого княжества под властью великого князя: братья обязаны выступать в поход вместе с ним и идти «без ослушанья», если он их без себя пошлет. В связи с уговором не расхищать личного состава и земель «численых» людей это правило обеспечивало единство военных и финансовых сил великого княжения.