От него здорово попахивало ракией, язык заплетался, но он хорохорился, смущенный своим состоянием. И наконец признался, что запил с горя и вот все крепился, не плакал, не давал поганым извергам насладиться видом своих слез. Ему сказали, что меня разорвало динамитом в клочья, остались одни кровавые обрывки одежды и растрепанные книги. Целый день искал старик себе помощника в селе - собрать мои останки, покуда их хорьки не обглодали. Но безуспешно. Никого старик не нашел - одни не хотели, другие боялись. Перевелись, видать, друзья-друзья-товарищина свете, не те стали люди, какими прежде были, прежние-то люди исчезли куда-то, пропали, пропали бесследно. А если случайно какой и замешкался тут, так и тот постарался перекраситься и сжаться до макового зернышка и тоже человеческий облик потерял, и от него осталось жалкое воспоминание о прежнем человеке. Вот ведь какие дикие вещи в мире творятся, но ими мир не удивишь: бывало такое и раньше, в те времена, когда зло, перевернув все понятия наизнанку, торжествовало победу. Наконец он договорился с Ивой встать завтра до свету и пойти в пещеру, но односельчанам он этого не простит…
- Тише ты, - сказал я, - еще услышат.
- Кто услышит? Сегодня никто не услышит, все налакались и перепились.
- Это все за упокой моей души?
- А уж песни орали, аж скулы набок свернули.
- Скоро они пожалеют об этом.
- Не торопись!
- Это еще почему?
- Не нужно торопиться, пусть подольше считают тебя покойником.
И он протянул мне ракию в утешение.
- Их надо хитростью взять, - продолжал он, - они ведь тоже на каждом шагу ловчат. По привычке ловчат, даже когда в этом нужды нет. Так уж издавна повелось. Сайко Доселич потому так долго и продержался, что не спешил: он нашел верных людей и через них распустил слух о своей смерти. Дошло до того, что однажды полезли проверять его могилу и обнаружили в ней мертвеца и приняли его за Сайко, хотя на самом деле это был один шпик, которого комиты заманили в лес и прикончили. И люди поверили, клюнули на приманку и на год-другой оставили Сайко в покое. Тем временем он отдохнул, подлечился и ятакам дал передышку после бесконечных обысков и арестов. А врагам своим предоставил упиваться торжеством и в припадке неудержимого хвастовства выбалтывать сведения о своих неприглядных подвигах и связях. Теперь другое время, другие силы пущены в ход, и вся эта мерзость недолго еще продержится на свете, но сколько еще, не известно. А между тем проходит лето, приближается дождливая осень и коварная зима со снегом, а снег открывает следы. Надо серьезно призадуматься об этом и затаиться до поры…
Пообещав ему затаиться, я пошел к Лазу повидать Иву. Она не ложилась и открыла на первый мой зов. Похудевшая и бледная, она упала головой ко мне на грудь и приникла к сердцу: бьется ли оно еще там, не обман ли это? Нет, она не испугалась, не поверила - какое-то чувство говорило ей, что я жив. И это чувство не покидало ее весь день, пока Локар, Треусов сын, распевал со своими приспешниками:
- Если к тебе женщина одна придет, пустишь ли ты ее, Ива, к себе?
- Какая женщина?
- Черная, как я, коли моя.
- Твоя? Когда же ты успел жениться, Ладо?
- В самое неподходящее время. Наши всегда так женятся.
Она усмехнулась - вспомнила прошлую весну. И радостно закивала: лучше сейчас, чем никогда. Правильно я сделал, и ей теперь лучше будет, не придется больше одной куковать, будет с кем душу отвести и поплакать, когда к горлу тоска подопрет. Вдруг на лице ее изобразилось беспокойство: а ну как это ученая какая-нибудь женщина, непривычная к деревенской жизни? .. Но, узнав, что и она тоже простая, Ива вздохнула с облегчением. А высокая ли она? .. И какие у нее глаза? .. Должно быть, она очень красивая и славная. Кровать она ей поставит у окна и уступит горницу, а сама с Малым может и в боковушке, чтоб не будить ее, когда Малый плачет. Полы она выскоблит, они у нее желтее воска будут, и яблоки на полках разложит для запаха... Мечты о том, как она уберет свой дом, как украсит свою жизнь, взлелеянные в одиночестве, казались ей сейчас почти осуществимыми. Главное - нашелся бы повод, а остальное приложится, была бы только охота, да пара рук, да ножик, да теплая вода… Ива нетерпеливо теребила меня:
- Когда же она придет?
- Точно не знаю, ей еще надо кой-какие дела уладить. Может быть, к осени.
- До осени так долго ждать. Неужели она раньше не может?
- Еще успеете повздорить.
- Зачем нам вздорить?
- Невестки вечно ссорятся.
- У нас, у коммунистов, другое дело - мы с ней подружимся, как две сестры.