Лелейская гора

Песня объединила их. С горы спустились наблюдатели понюхать и поглазеть, громким свистом сняли караульных. Теперь им совершенно неважен конечный результат проведенной операции, с их достаточно и того, что, по всей видимости, они не зря сюда тащились. Взобравшись на камень у входа в пещеру, какой-то балагур стал благословлять толпу именем короля и всех святых. Его сменил другой, более пылкий оратор и затянул анафему. Его оборвали криком, запели хором и стали спускаться, увлекая за собой камни. Наконец они скрылись из виду в узкой теснине, но долго еще следом за ними неслись отголоски стрельбы и песен. Догорел костер в пещере, над входом вилась тонкая спираль дыма. Но вот и он исчез, и все пропало.

ПРОКАЗЫ НОЧНОГО ДУХА

Я сижу и рассматриваю облетевшие листья. Они еще не успели завянуть и, оставаясь такими же зелеными, как вчера, не отличаются красками от живых, но тем не менее они мертвы. Мертвы бесповоротно, хотя и не желают поддаваться смерти, трепещут, как живые, Стараясь повернуться к солнцу, которое припекает порой, блестящим краем выглядывая из-за туч. Но все напрасно: все связи порваны, листья вычеркнуты из списков живых и получили полную свободу лететь куда им вздумается, но пути возвращения назад для них отрезаны навсегда. Судьба этих листьев странно совпадает с моей: и у меня тоже порваны связи, и я свободен, и я тоже лишний и тоже могу идти на все четыре стороны, но только не туда, откуда я вырван. Там меня скоро зачислят в покойники; спускаясь туда, они распевают песни и веселятся. Бог с ними. У меня нет охоты ни переубеждать кого бы то ни было, ни просиживать тут штаны на мокром камне, ни искать другой, когда все равно везде одинаково сыро. Даже тени моей нет, и поэтому мне не с кем побеседовать или хотя бы с ее помощью удостовериться, что я существую на свете. Я дотащился кое-как до Водопоя и наклонился над его. зеркальной гладью. Оттуда на меня уставилась злая рожа черного дьявола, костлявая и косматая:

- Ну вот ты и жив, а много ли тебе в том радости!

Под развесистыми елками земля не успела промокнуть. Я сижу на сухом пятачке, покрытом иголками, сижу час или два, пока не отдохну и не наберусь сил, чтобы переселиться на другой и сменить пейзаж. Над ожившими ручьями перекинулись стрельчатые радуги; в радужных арках проплывают клубы тумана, складываясь фантастическими башнями. Освещенные внезапно выглянувшим солнцем, преобразились горные поляны и скалы, покрытые сверкающими каплями. Порой расчистится кусочек неба и на опушке столпятся тени, а потом исчезнут вслед за солнцем. Перед заходом яркое солнце озарило окрестность. Тень Скобы покрыла всю долину и поползла выше, через реку к Глухомани. Она напоминала пьющего воду коня и постепенно увеличивалась. Пригнув голову к копытам, конь метет землю гривой, на спине у него Седло, а в Седле я, черный всадник. Стоит мне вытянуть руку, как я, не сходя с места, достану до жилища Джола Огрия на Глухомани, затерянного среди одичавших слив.

Солнце закатилось за горизонт, стерлись тени, и землю окутал таинственный полумрак с прядями тумана по лощинам. Дорогу загромождали наносы и обвалы, и я сошел с нее, решив обойтись как-нибудь так. Пробираясь впотьмах, я ничего не видел вокруг, кроме горных вершин, вонзившихся в небо, да нескольких звезд, сиявших в разрывах облаков, но по запаху свежей земли догадывался о том, что вокруг села за ночь образовались новые овраги и ручьи. Река Межа глухо шумела, подавая голос оттуда, где ей вовсе не положено было быть; видимо, она прорвала дамбу и, разделившись на рукава, ринулась на кукурузные поля. Но никому до этого и дела нет: снявши голову, по волосам не плачут. Так и будет хозяйничать своевольная Межа, покуда новое трудолюбивое поколение не водворит ее обратно в старое русло. С давних пор предостерегала река местных жителей, грозным рокотом своим повелевая распроститься с наивной надеждой продержаться сохой и мотыгой и найти другие средства существования, коль скоро обречены они судьбою жить в этом краю; она предупреждала их воем и гулким топотом водопада: тут - все - мо-ё, тут - все - мо-ё!… В другой раз она вырывалась из берегов, безжалостно разрушая плоды многолетнего человеческого труда. До недавнего времени люди стойко отражали внезапные вторжения воды, теперь же все их помыслы сосредоточены на одном: раздобыть себе пропитание без помощи мотыги.

Но вот и жилище старого Луки - из-под яблони до меня доносится кашель и брань. Я прислушался; старик бранился со старостью, но она ничего не отвечала ему. Почувствовав, что кто-то стоит в темноте, он, как безумный вскрикнул:

- Это ты, Йоко?

- Всего только Йоков сын, - сказал я. - Йоко давно уже не досаждает тебе.

Он радостно всхлипнул:

- Йоков сын, чертово семя, да ты никак жив? Как же ты выбрался из этой проклятой дыры?

- Я был от нее далеко.

- Дай я пощупаю тебя, я теперь ни ушам, ни глазам своим не верю.

- На вот тебе руку. Ну как, убедился теперь?

- А они-то думают, что ты был там. Готов, говорят, конец, в куски разнесло!.. А я-то им поверил и до сей минуты верил …