Лелейская гора

Она взвизгнула, я оборвал этот визг новым ударом. Она было рванула с дороги в кусты да запуталась в ветках и упала. И началось соревнование - я стегал, она визжала. Женщины в валежнике загалдели, как вороны. Платье на Микле повисло, изодранное в клочья, сквозь него проглядывало голое тело, исполосованное рубцами. Спасаясь от новых ударов, она пыталась удрать от меня на четвереньках, вынуждая тем самым усилить темп порки. Наконец она признала факт моего существования, запросила пощады и заблеяла. Голос у нее к этому времени достаточно осип, и с третьего захода ей удалось достичь подлинного сходства с козлиным блеянием. В качестве поощрительной меры я сократил число ударов в минуту. Я был полностью удовлетворен этим спектаклем, да к тому же рука устала. Микля, распростершись на земле, продолжала совершенствоваться в искусстве блеянья, пока не достигла в нем неподражаемых высот. Сборщики веток, пораженные странными звуками, онемели. Я скатил на них камень, напоминая о том, что не следует совать нос не в свои дела. А лошадь хлестнул огрызком прута, и она так рванула с места, что выбила подковами пригоршню искр. Если бы Василь только знал, чем я тут занимаюсь, он бы пламенно ратовал за расстрел. Его поддержал бы Байо, за ним ребята с Устья, и так все по очереди, и только Иван, уклонившись от прямого ответа, предпочел бы воздержаться от голосования.

Так нате же вам, голосуйте! Эта история непременно дойдет до их слуха, о ней еще долго будут судачить. А я как раз того и добиваюсь: коль скоро у них не было потребности вытащить меня из этой трясины, пусть хотя бы появится желание поскорее подвергнуть меня заслуженному наказанию. Мой спор с миром близок к завершению; согласно договору, мы бьем через раз, сохраняя ничью. Я не раскаиваюсь, совесть моя чиста - загорелось же мне во что бы то ни стало с помощью зла творить добро, а это не так-то просто.

Мягкая и податливая тропа вела сквозь помрачневший буковый лес. Вот и миновало растрясенье. Я погонял лошадку, как вдруг услышал за собой какой-то шелест. Обернулся - Микля. Драной тенью, прихрамывая, ковыляла она за мной. Такой чести я обязан лошади, теперь уж Микля не покинет меня до самых врат ада. Я остановлюсь - и она остановится. Замахнусь - начинает блеять. Я разрешил ей сопровождать себя до самого хребта, а уж оттуда вниз по склону мне не составит никакого труда в любую сторону свезти мешки с мукой на ветках. Я размотал веревки, она схватила лошадь под уздцы и утащила ее за собой в темноту. Она не сказала мне на прощание ни единого слова, но я инстинктивно почувствовал, что Микля чтит меня больше господа бога и сохранит воспоминания обо мне вплоть до смертного часа.

КОНЧИЛОСЬ ЛЕТО

Разбудила меня птичка-невеличка.

Растревожила в груди заботы,

возвестив приход сияющей зари…

И я думаю, все об одном я думаю:

растревожит зорька ночи темноту.

Но не знаю я, ах, не ведаю,

то ли счастье, то ли горе принесет рассвет!

Марко Милянов

ОТ ЖИВЫХ СМЕРДИТ СИЛЬНЕЕ

Погоня все же началась, но вопреки моим ожиданиям началась совершенно открыто. Впрочем, насколько мне известно, они давно уже перестали делать тайну из своих военных операций, в силу чего все операции неизменно кончаются провалом. Одержимые идеей создать национальную армию, они забривают в нее левых и правых, надежных и сомнительных - всех без разбору. Одних в наказание за нерешительность и саботаж, других - для ассимиляции с прочим сбродом. Возможно, когда-нибудь в будущем такая практика принесет свои плоды, но сейчас по крайней мере она им выходит боком: в общей массе всегда находится слабонервный балбес, который раньше времени нажимает на спуск и своим дурацким выстрелом срывает все предприятие; вслед за ним с идиотским усердием принимаются палить другие. Так, вспыхивая и разгораясь, грохочет пальба по нижнекрайским просторам. Она началась сегодня чуть слышными хлопками выстрелов где-то за горизонтом, напоминая мне вшей, которые лопаются, поджариваясь на огне, и я принял ее сперва за очередной разбойничий налет или религиозную стычку на беспокойных границах православных и мусульманских владений. Около полудня пальба достигла Гиздавы и с тех пор, не прекращаясь, все усиливалась, стремительно надвигаясь и сжимая кольцо облавы.