- Брось свои шуточки, мне спать охота.
Место для ночевки Якша одобрил - на горе, у дороги, и слышно, если пойдут. Зато сама наша тесная спаленка под шатром еловых лап явно не понравилась привыкшему к вольным просторам Якше. Теперь любая комната придется ему не по вкусу. Он вылез из-под ели и растянулся у порога, намереваясь провести ночь под звездным одеялом. А по мне так еще и лучше - пусть подольше держит при себе своих откормленных вшей. Может быть, и Якша подумал то же самое, да не хотел сказать. И я погрузился в какие-то странные сны: мне подарили на счастье бокал из тонкого стекла, но куда бы я ни ставил его, он всюду мог разбиться. Потом мне в руки попал каким-то образом кавалерийский карабин Вуйо Дренковича, но я поминутно терял его. На заре меня разбудил скрежет зубов, легкое подрагивание ветвей и какой-то неясный шелест. Я поднял ветку посмотреть, в чем дело: Якша уже встал и, наставив ладони рупором к ушам, прислушивался, медленно поворачиваясь вокруг своей оси и нюхая воздух.
- Идут, - сказал он. - Снова начинается вчерашнее.
- Тебе показалось.
- Они где-то рядом - по запаху слышно.
- Я ничего не слышу. Да и какой может быть запах от живых?
- От живых несет еще сильнее. Бери ранец и пошли!
- Куда идти-то?
- Давай быстрее да помалкивай! Сейчас увидишь.
Он закинул пустой ранец за спину, взял котел в левую руку и, неслышный как тень, стал спускаться к дороге. Я - за ним, втягивая воздух ноздрями, прислушиваясь: тихо, пусто, безлюдно под набухшими звездами. Вот сумасшедший, подумал я, но лучше уж с сумасшедшим, чем с самим собой. Только возле дороги я уловил в воздухе едва заметную дрожь: тишина не была теперь однородной, как раньше, ее разлиновали полосы пустот и заполненности. Расстояние между ними планомерно уменьшалось, сопровождаясь непрерывно возобновляющимся звуком, напоминающим шорох трущихся об бока рукавов или брючных швов. Вдруг хрустнула ветка и кто-то матюкнулся.
- Слышишь?
- Слышу.
- Куда пойдем?
- Давай перейдем на ту сторону, где они были вчера.
- Я тоже об этом подумал.
- Сразу?
- Пусть пройдут сначала.
Они вышли на луг, послышался приглушенный топот сороконожки в итальянских башмаках на деревянном ходу. И вот уже над дорогой заколыхался частокол устремленных в небо веников, насаженных на длинные шесты, которые они держали в руках. Временами веники напоминают мне скорее грабли, а не то верхушки мелколесья, сорвавшегося под шумок с насиженного места. Нигде не видать ни единого огонька папиросы, но разве заглушишь вонь паленой щетины, пропитанной запахом никотина! Вслед за первой волной запахов на нас нахлынули новые ароматы: жратвы, живодерства, ракии, лука, козьего сала, насилия и вдовьих слез. В беспорядочном плеске этих волн ощущалась мрачная агрессивная мощь, которая бросала мне вызов. Не в силах противиться страшному смерчу, вдруг закружившему меня, я сорвал с плеча винтовку в отчаянной жажде стрелять в них в упор, но Якша схватил дуло за горло и потащил меня вниз. Мы сбежали к реке и стали карабкаться вверх по нижнекрайским скалистым откосам. Головоломка осталась у нас позади, перед нами вздымалась скала, подобная пенистому летнему белому облаку. Но даже и в скалах всегда найдется расселина, дающая возможность продвинуться вперед, или каменные ступени, увлекающие нас на самую верхотуру, недоступную человеческим запахам.
Теперь у меня не оставалось сомнений: вчерашнее было всего лишь репетицией, предпринятой отчасти для того, чтобы усыпить нашу бдительность. Настоящая охота назначена на сегодняшний день, о чем свидетельствуют свежие пополнения, брошенные в операцию. Они заняли ключевые перекрестки, склоны над селами обложили сетью засад и так, на свежем воздухе, томились, клевали носом до рассвета и еще до восхода солнца обнаружили себя пальбой и криками за Головоломкой. Раскатистое эхо, неимоверно растягивая слова, превращало их в сплошное «а-а-а-а», прерываемое дробью выкриков «дер-жи-его-бей-его!», несшихся со всех сторон. Но так как держать было некого, охотники тем громче орали, надеясь вспугнуть зверя и поднять с насиженного места. С горы они скатались в долину, откуда до нас не доносилось ни единого выстрела. Исчезли, словно канули в прошлое, но вскоре в строй вступили новые глотки, столь яростно вопившие «дер-жи-бей-из-ре-ше-ти-его», что временами мне начинало казаться, будто у меня и в самом деле трещат перебитые ребра. Однако невзирая ни на что, операция продолжалась. Можно было подумать, что изрешеченный пулями призрак таскает их за нос вверх и вниз по горам, пока они не вымотаются совсем и не осипнут от крика.