Лелейская гора

- А вот и дают. Теперь оружие в наказание носить велят. Если кому-нибудь до сих пор и удавалось от него отвертеться, ему сейчас винтовку всучат, мечтая заляпать грязью незапятнанного человека. Боюсь, и мне то же самое предстоит - долго я их за нос водил, да сколько веревочке не виться, а все кончик будет.

- В наказание или добровольно, а только все поголовно с оружием.

- Какое все! Теперь дубинки да трости в моду вошли. Раненые первые эту моду завели. После первого наступления раненых было полным-полно; стали они из госпиталя выходить, палку вперед, нос кверху, ногу, вроде меня, волочат, бинты нарочно выставляют напоказ и на всех двуногих поглядывают с этакой презрительной миной. Наши дураки сначала помирали от зависти, а потом их осенило подделаться под раненых, теперь каждый выглядит победителем, заработавшим право на пенсию. Старые многоопытные люди, толкователи примет, видят в этом дурное предзнаменование. Сколько мне помнится, и в прошлую войну швабы стали палки носить; старики по этому признаку предрекли им гибель, и слова их полностью сбылись. Один старик из Утрга, Младжо Радишич, говорит, что во всем виноват не кто иной, как голодный год: это, мол, он задал страху народу и разделил его на две враждебные партии и натравил их друг на друга, чтобы меньше ртов осталось; а пройдет голод, и одна из партий станет лишней и исчезнет…

- Это которая же?

- Которая, он не говорит, боится, посадят…

Накурившись впрок на целый день, Плотник вспомнил, что в отличие от нас, бездельников, у него полно забот, и встал, опираясь на топорище. И пошел прочь, прихрамывая и перекатываясь широкими плечами из стороны в сторону. Не знаю, верит ли он в то, что говорил, может быть, его симпатии и вера так же вот перекатываются из стороны в сторону. Может быть, история про чудеса и предзнаменования и про сумасшедшего доктора заранее заготовлена для нас; а для тех запасена какая-то другая. Пусть так, я все равно благодарен ему. Невзгоды научили нас довольствоваться малым, а Плотник был поистине великодушен. Он дал нам все, что мог, рассеяв свой скромный дар по воздуху под ласковым солнцем. Самый звук его журчащей речи наполнил уютом наше пристанище, определив его во времени и пространстве. Да и нам помог определиться. И, снова ощутив под ногами твердую почву, мы поняли, что не напрасно существуем на свете, и если заслуги наши не так уж велики, то и ошибки не столь непростительны, и вопреки всему мы еще держимся в этом самом удивительном из миров!

Плотник как раз пришел на свой участок, и за горой послышались удары топора. Якша повернул голову на звук, и по лицу его разлилась добродушная и тихая улыбка. Мы молча прислушиваемся к ударам - дела не так уж плохи! Все встало на свои места и пришло в относительное равновесие: посреди безбрежного моря листопада и увядания, над долинами, где гибнут и стенают, грабят, предсказывают и колеблются, существует по меньшей мере один представитель рода человеческого с твердой волей и ясной целью, к которой он неуклонно идет. И будет балка, и будет крыша, и, когда заладят дожди, будет сухо под кровлей, и будет горячая каша на очаге.

ОДНИМ МЕНЬШЕ

Сопротивлялись, но сдались, устали впитывать в себя каждый луч солнца и облетели с ветвей и теперь, неслышные, лежали под деревьями, постепенно теряя краски и приобретая цвет земли. Сникла вода, утратив и блеск свой и звонкость, галстуком мертвых листьев перехвачена клокочущая глотка перекатов. Напрасно раскрывают свои зонтики вызревшие семена, не шелохнется ветерок, не подхватит их - оцепенение осени снизошло на землю и воздух. Вчера весь день стоял такой - тихий и серый, с пятнами багрянца; догорает мое лето. Еще один такой же неподвижный день, и можно оглохнуть совершенно незаметно для себя. Мир воспринимается глазами и кожей - со святого Ильи солнце становится все милее всему живому. Горы подставили ему поросшие травою ребра, раны, горбы, связанные крылья, изодранные в жестоких ночных побоищах шеи. Время от времени, ощетинившись, горы щелкают каменными клыками, исторгая из недр своих беззвучный вопль, но вопль этот обращен к богу, их давнему и кровному врагу, да еще голодной бездне синего неба, откуда, кривляясь, на горы взирает время. Горы обессилели, пресытившись взаимной враждой, и теперь, довольствуясь своим местом под солнцем, каждая из них мечтала об одном: урвать еще немного тепла и покоя.