Лелейская гора

Ива подвела меня к люльке, и это меня ужасно удивило. По моим представлениям, Малый должен был здорово подрасти - в полном соответствии с той ролью, которую он занимал в моих мыслях, - и спать теперь в нормальной кровати, как и подобает взрослому человеку. Правда, времени у него для этого было в обрез - -ведь Малому едва сравнялся год, но для меня один этот тяжкий год, наполненный столькими событиями, значил несравненно больше десяти других. Не в состоянии вместить в себя бесчисленные превратности судьбы, этот год-громадина лопался по швам. Люди облетали, как листья, люди падали, перегоняя листья, потому-то я, должно быть, и вообразил, что дети тоже растут в этот год быстрее, чем в обычное время. Я откинул занавеску - Малый безмятежно спал, как будто на свете не происходит ничего плохого. Для него это так и есть - внешние события жизни еще не коснулись его. Джану он не помнит, о Бранко ничего не знает и не имеет никакого понятия об этом мире, где люди воюют и гибнут. У Малого бровки и дерзкий носик, и он морщится, недовольный тем, что мы нарушаем его покой. Потом ему приснилось что-то вкусное, и он облизнул губы. И пока я гляжу на него, я забываю, что заперт в ловушке, в четырех стенах, за притворенной дверью.

- Обувь у тебя совсем развалилась, - сказала Ива.

Я отмахнулся:

- Знаю, одно название, что обувь.

- Сними, я ее залатаю.

- Эти опорки самому господу богу не залатать.

- Залатаю, залатаю - лучше хоть такая, чем ничего.

- На селе не думают, что я к тебе захожу?

- Треус подозревает. Я ему сказала, что ты к нам частенько заглядываешь.

- Для чего ты ему так сказала, Ива?

- Его не припугнешь, так не отвадишь.

Раньше Треус побаивался Нико Сайкова, теперь побаивается меня. И только поэтому перестал выгонять своих коров в нашу кукурузу и отпускать в адрес Ивы сальные словечки. Можно сказать, совсем угомонился, больше не кляузничает и не доносит. И не приводит патрулей, авось ему не стукнет в башку привести их именно сегодня. Я влез на чердак осмотреть окрестности. За рекой выстроились белые дома Вуколичей, нацелившись на меня своими окнами, как снайперскими винтовками, и поджидая, когда я высунусь наружу. Головная боль у меня утихла. Пошел дождь.

Несколько человек завернуло в дом к Бойо Мямле переждать дождь и выпить по рюмке ракии. Дрова, горящие в очаге, распространяли приятный запах, как в старые добрые времена. Ива принесла мне котелок картошки и миску молока. Проснулся Малый, заскандалил внизу. Ива и его притащила на чердак показать во всем блеске. Занятный Малый, вполне подходящий парнишка, и храбрый такой, ничего не боится. Я думал, он бороды испугается: ничуть не бывало - тянет к бороде свою руку, норовит ее цапнуть. Но я стараюсь не подпустить его к себе, потому что боюсь заразить мальчишку - во мне наверняка сидит какая-то хворь. И эта хворь находит на меня волнами, и тогда я с трудом ориентируюсь в обстановке и не помню, где я. Где-то рядом протяжно замычал теленок, и мне представилось, что я сижу на берегу Дуная, поблизости от бойни. Я прекрасно знаю, что Дунай отсюда не достать, что Дунай давно протек уже мимо и остался в прошлом, а бойня невероятно расширилась в пространстве и времени. В лужах плавает кровь и гниет солома, а черный намокший пепел разит навозом. Треус угощает меня самокруткой, он набил ее порохом, и стоит мне поднести к ней спичку, как самокрутка взорвется. Собака скулит под дождем на цепи, скулит от голода, и я снова переношусь в Белград: Карабурма, живодерня, ободранные шкуры распространяют вонь, ласточки гоняются за мухами … Судя по всему, и это тоже стало необычайно распространенным явлением, прохожие все до единого напоминают мне живодеров и носят за плечами ременную петлю. И не просто напоминают, а на самом деле являются самыми настоящими живодерами. Каждый их шаг - неслышное выслеживание жертвы, каждая остановка - приготовление к броску.

Где-то на Карадже загрохотали выстрелы, я в ужасе очнулся и прежде всего проверил, свободны ли у меня руки. Свободны, но бессильно повисли, как две вялые плети, сомневаюсь, что сегодня они смогут постоять за меня.

- Тут часто стреляют? - спросил я Иву.

- Часто. Дня без стрельбы не проходит - веселятся.

- Чего же они веселятся?

- Как чего? Того, что власть захватили.

- Мне надо уходить отсюда, но у меня нет сил и я не знаю, куда мне идти.

- А зачем тебе уходить?

- Как бы они меня здесь не накрыли.

- Они сюда не пойдут. С какой стати они должны именно сегодня нагрянуть ко мне?