План обмена был прост, умён, а при этом тщательно продуман в юридическом отношении, что отмечал и Хальвег, напоминая о юридическом образовании Ленина. Условия ленинского плана позволяли сохранять лицо всем — и ходатаям за эмигрантов, и эмигрантам, и пропускающим их немцам. Люди оказались вне родины вынужденно — как политические эмигранты, но ситуация на их родине изменилась, и они стремятся домой. С другой стороны, на родине эмигрантов застряли и интернированы штатские граждане Германии и Австро-Венгрии. И те и те с точки зрения международного права — некомбатанты (то есть лица невоюющие). Совершить обмен одних на других — акт гуманный.
А политические убеждения? Ну, за них не судят в Европе, а теперь — после русской революции, не должны судить и в России.
Продолжу, однако, цитирование:
«(4) что т. Р. Гримм передал это предложение представителям всех направлений политической эмиграции, заявив со своей стороны, что при данном положении вещей это — единственный путь и что он вполне приемлем при теперешних условиях;
(5)…
(6) что представители некоторых направлений, к сожалению, высказываются за дальнейшие оттяжки, — решение, которое мы не можем не признать в величайшей степени ошибочным и приносящим глубочайший вред революционному движению в России.
На основании этих соображений Заграничная коллегия ЦК постановляет известить всех членов нашей партии о принятии нами предложения и о немедленном отъезде, пригласить их принимать записи от всех желающих и сообщить копию настоящего постановления представителям других направлений.
Цюрих, 31 марта 1917 г.
Н. Ленин
Г. Зиновьев».
Надо ли здесь что-либо много разъяснять? Прибавлю лишь, что Гримм оказался в итоге как посредник не очень приемлем — Ленин заподозрил его в намерении задержать отъезд, и переговоры с посланником Германии фон Ромбергом были переданы большевиками в руки левого циммервальдиста, секретаря Швейцарской социал-демократической партии Фр. Платтена.
Эрнст Нобс (1886–1957), один из лидеров швейцарских социал-демократов, позднее — федеральный советник (то есть — член парламента), в 1949 году — президент Швейцарии, вспоминал: «Когда я спросил Фрица Платтена, как это он согласился договариваться с немецким посольством о поездке Ленина и его спутников через Германскую империю в то время, как до этого шёл разговор о Роберте Гримме, которому эти переговоры предстояло уладить, Платтен ответил: «Тебе ведь известно, что Гримм не большевик, он, напротив, политический противник большевиков, и Ленин поэтому передумал»».
Факт замены Лениным Гримма на Платтена — очередное подтверждение того, что у переговоров с посланником фон Ромбергом о проезде не было «двойного дна». При этом Платтен фигурировал как посредник и в более раннем ленинском плане проезда через Англию.
Нобс, к слову, в начале войны примыкал к интернационалистам (читай — к Ленину), с 1915 года был главным редактором органа СДПШ — газеты «Volksrecht» («Народное Право»), но в 1917 году перешёл на центристско-пацифистские позиции, и 3 марта 1917 года — за считаные дни до получения первых известий о русской революции, Ленин писал Инессе Арманд:
«У нас здесь в Цюрихе дела с
Между прочим, сразу за цитированным отрывком шло: «Уговариваю Григория (Зиновьева. —
Из цитированного ленинского письма Арманд от 3 марта 1917 года видно, что Владимир Ильич и Платтена не очень-то высоко тогда ставил. Однако с началом революционных событий в России Платтен — в смысле понимания важности возвращения Ленина в Россию — оказался на высоте. Нобс же на ней не удержался. Еще в самом начале 1917 года — 8–9 января, Ленин в открытом письме к швейцарскому социал-демократу, члену Международной социалистической комиссии в Берне Шарлю Нэну (письмо было опубликовано в 1924 году), писал:
«Чтобы обманывать рабочих, Гримм и Кº не приняли постановления