«Готовилась к съезду программа партии. Для обсуждения её приехали в Мюнхен Плеханов и Аксельрод. Плеханов нападал на некоторые места наброска Программы, сделанного Лениным. Вера Ивановна не во всём была согласна с Лениным, но не была согласна до конца и с Плехановым. Аксельрод соглашался тоже кое в чём с Лениным. Заседание было тяжёлое. Вера Ивановна хотела возражать Плеханову, но тот принял неприступный вид и, скрестив руки, так глядел на неё, что Вера Ивановна совсем запуталась. Дело дошло до голосования. Перед голосованием Аксельрод, соглашавшийся в данном вопросе с Лениным, заявил, что у него разболелась голова и он хочет прогуляться.
Владимир Ильич ужасно волновался. Так нельзя работать. Какое же это деловое обсуждение?»[178]
Первоначальные разногласия касались формулировки Плеханова о том, что в России капитализм «
Настойчивость Ленина в этом вопросе и нежелание Плеханова уступать своему молодому товарищу хорошо иллюстрируют разные психологические и политические характеры двух типов революционеров. Ленин – революционный реалист, нетерпимый к абстрактным формулировкам, всегда готовый делать смелые практические выводы и стремящийся к конкретному революционному применению теории. Чрезвычайно высокому и проницательному интеллекту Плеханова, напротив, недоставало революционного инстинкта. Георгий Валентинович был сбит с толку требованиями живого революционного движения. Формулировки Плеханова как общие положения сыграли прогрессивную роль в борьбе с народничеством, но они были неуместны на новом этапе классовой борьбы в России. Ленин сетовал на то, что проект Плеханова был не руководством к революционным действиям, а «программой для учащихся… и притом учащихся первого курса, на котором говорят о капитализме вообще, а ещё не о русском капитализме»[181]
.Суть разногласий, однако, заключалась не столько в основах, сколько в другом подходе к работе и другом понимании роли программы. В проекте Плеханова было нечто абстрактное, и Ленин счёл этот проект слишком академичным и недостаточно конкретным. В тексте Плеханова звучал голос пропагандиста-эмигранта, а не вопль новой массовой революционной партии. В нападках Плеханова на Ленина, несомненно, был элемент злобы: Георгий Валентинович пользовался фразами, которые, по выражению Мартова, он обычно приберегал для политических врагов. Правки Ленина Плеханов перекрывал более жирными пометками, восклицательными знаками, саркастическими комментариями о стиле оппонента и т. д.
Отношения между Лениным и Плехановым были на грани разрыва. Терпеливо снося перегибы лидера группы «Освобождение труда» ради общего единства, Ленин, однако, был напряжён до предела. «Я, конечно, не больше “лошади”, – с горечью комментировал он, – одной из лошадей при кучере Плех[анове], но бывает ведь, что самая задёрганная лошадь сбрасывает не в меру ретивого кучера»[182]
. Ленин даже думал предать широкой огласке их разногласия с Плехановым, чтобы партийцы могли с ними ознакомиться, но в итоге передумал, понимая, какой ущерб партии нанесёт такой раскол накануне Второго съезда. Между тем горький опыт этих бесконечных споров постепенно убедил Ленина в невозможности продолжать сотрудничество с редакцией в прежнем виде. В конце марта Владимир Ильич писал Аксельроду: