Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Крестьяне всё больше – политика доходит и до самых темных слоев населения – интересуются, «КТО ТАКОЕ ЛЕНИН»; этот «полунемой» вопрос, почти мычание, зафиксирован у многих наблюдателей – от есенинской Анны Снегиной до Пришвина в его записных книжках. Ленина теперь уже не воспринимают как злосчастный курьез, случайность, временный феномен; ясно, что за большевиками, плохо ли, хорошо ли, но выполняющими мессианскую функцию, стоит именно он; что он теперь «царь» или даже «фараон», в библейском смысле; «отец наш», как обращаются к нему в коллективных письмах. Фигура Ленина, парадоксальным образом, цементировала привыкшее к наличию жесткой самодержавной структуры крестьянское общество: большевики смогли выставить «царя», а все остальные – нет, и уже поэтому им можно было подчиняться.

Про Ленина ходят слухи разной степени дикости, но крестьяне обнаруживают в нем и эрзац-объект для религиозного поклонения, вместо истребляемых традиционных чувств.

Однако бессмертие этого объекта было под большим вопросом.

Частичный паралич и дисграфия постигнут Ленина только в мае, но все первые месяцы 1922-го он явно больше, чем когда-либо, упоминает в своей деловой переписке о разного рода недугах. В марте он отметит явное «ухудшение в болезни после трех месяцев лечения»: «меня “утешали” тем, что я преувеличиваю насчет аксельродовского состояния, и за умным занятием утешения и восклицания “преувеличиваете! мнительность!” – прозевали три месяца. По-российски, по-советски», – иронизирует он. «Я болен. Совершенно не в состоянии взять на себя какую-либо работу» (8 марта). «Я по болезни не работаю и еще довольно долго работать не буду» (6 апреля). «Нервы у меня все еще болят, и головные боли не проходят. Чтобы испробовать лечение всерьез, надо сделать отдых отдыхом» (7 апреля).

Задним числом Ленин проговаривался врачам и родственникам, что у него случаются «головокружения» – то есть кратковременные обмороки, возможно, с онемением конечностей. Возможно, именно из-за них он без предупреждения уезжает 1 марта из Костина: далековато от московских врачей, если вдруг понадобится неотложная медицинская помощь. В марте с ним занимается массажистка: лечебная физкультура.

Ему ощутимо проще общаться с людьми письменно, не входя в прямой контакт: даже жена и сестра приезжают к нему только на вечер субботы и воскресенье; меньше поводов для депрессии, меньше раздражителей. Крестинский предлагал найти ему собаку – развеяться на охоте; ответ тоже лишен какого-либо энтузиазма – «2 марта 1922 г. т. Крестинский! Насчет собаки я эту затею бросил. Нервы уже не те, и охотиться не смогу. Если не достали, прошу не доставать и все хлопоты бросить. Если достали, я вероятно подарю другому охотнику».

Что касается внешних признаков деградации организма, то они фиксируются разве что косвенно: 17 января Ленин помогал выталкивать застрявшие автосани, загнав в салон оказавшегося без валенок чекиста Уншлихта, сам очищал дорожки от снега, без устали болтался по окрестностям; только вот домработница потом вспомнила, что «товарищи из охраны много раз видели ВИ на прогулке поздно ночью: видно, бессонница сильно его беспокоила». Впрочем, и это не показатель: Ленин и до Костина любил ночные променады. Вряд ли в Генуе зрелище измученного трехдневной бессонницей человека с полотенцем на голове произвело бы благоприятное впечатление на кого-либо из партнеров и инвесторов; вероятность того, что он упадет в обморок или рухнет на пол во время выступления, также не исключалась.

Чем драматичнее противоречия, чем чудовищнее то, что происходит где-нибудь в Самарской губернии, Туркестане или на Соловках, тем более монохромной кажется жизнь самого Ленина. Биографы могут откинуться в кресле и перевести дух – да, Ленин время от времени перемещается между Горками, Кремлем, Костином и еще несколькими подмосковными деревнями; но и только. Два наиболее ярких события первых месяцев 1922 года – домашние, относительно скромных масштабов, пожары. Первый произошел в Костине, затем через несколько недель – в Корзинкине (в районе Троице-Лыкова; Ленин провел там еще три недели): если верить шоферу Космачеву, Ленин прибежал со своего второго этажа с театральной – как из «Дживса и Вустера» («Простите, что упоминаю об этом, леди, но в доме пожар») – фразой: «Товарищи, мне кажется, мы опять горим!» Надо ли вспоминать, что и в 1918-м в Горках произошло то же самое – когда Ленин попытался, по лондонской привычке, сам растопить камин.

Среди прогулок Ленина в этот период выделяется короткое путешествие, которое он совершил на автодрезине: автомобиле с бензиновым мотором, передвигающемся не по шоссе, а по рельсам; не то чтоб экзотическое, но дорогостоящее средство передвижения для того времени. В какой-то момент Ленин пытался запустить целую кампанию по переделке грузовых автомобилей в тепловозы, способные передвигаться по рельсам, надеясь решить проблему нехватки паровозов, но быстро выяснилось, что для этого грузовики слишком маломощные.