Немецко-фашистское командование было также осведомлено о массовой смертности населения осажденного Ленинграда. В своих донесениях о положении в Ленинграде немецкая разведка сообщала, что «в январе среди гражданского населения началась массовая смертность. Уже в начале января число умерших от голода и холода составляло 2–3 тысячи человек в день»[621]
. Как видно из этого документа, приведенные в нем цифры достаточно близки к тем, которыми располагало в это время УНКВД. Правда, немецкая разведка здесь сообщала, что в конце января в Ленинграде ходили слухи о том, что в городе ежедневно умирает уже 15 тыс. человек, а за последние три месяца – 200 тыс. человек. Отмечая, что эта цифра по отношению к общей численности населения «не является слишком высокой», немецкая разведка делала свой прогноз: «однако следует принимать во внимание, что количество жертв с каждой неделей будет быстро расти, если сохранятся нынешние условия (голод и холод). Сэкономленные продукты питания для горожан, однако, не имеют решающего значения»[622]. К сожалению, этот прогноз если не полностью, то частично оправдался.Наступившая массовая смертность от голода, конечно же, не была секретом и для самих ленинградцев. Они сталкивались и наблюдали ее на каждом шагу – дома, на работе, на улицах города, на кладбищах. По заваленным сугробами улицам, под гул артиллерийских обстрелов и завывание сирен тянулись многочисленные похоронные процессии, если их можно так назвать. Умершего завертывали в простыни или одеяло, клали на детские саночки и везли на кладбище. Такое позабыть нельзя. Смертность приобрела настолько массовый характер, что мертвых не успевали хоронить. С ноября 1941 г. бойцы МПВО стали собирать трупы на улицах, а позднее вместе с дружинницами Красного Креста стали с этой целью обходить квартиры. Зима 1941–1942 г. была в Ленинграде на редкость суровой. На улице стояли 30-градусные морозы. Скованная морозом земля не поддавалась лопате. Подходы к кладбищам были завалены трупами. Мертвых стали хоронить в братских могилах, которые отрывались экскаваторами и при помощи взрывчатки. В дни первой блокадной зимы захоронением погибших от голода ежедневно занимались около 4 тыс. бойцов МПВО, подрывников, рабочих фабрик и заводов. За первый год блокады на Волковом, Большом Охтинском, Серафимовском, Богословском, Жертв 9 января, Пискаревском кладбищах и на специально отведенных для этого площадках было отрыто 662 братских могилы общей протяженностью 20 тыс. погонных метров[623]
. Команды МПВО справлялись с этой работой с большим трудом, так как сами несли значительные потери. «Отдельные работники кладбищ, учитывая важность и срочность проводимой работы, работали до последних сил, – отмечалось в отчете городского управления предприятиями коммунального обслуживания. – Некоторые могильщики, вырыв с неимоверным напряжением сил могилу, не в силах были без посторонней помощи из нее выбраться или, опуская покойника в могилу, падали за ним сами. Имели место случаи, когда могильщики Волкова кладбища Зуев, Новиков, Митькин, Дмитриев и Ковшов умерли на кладбище, на работе. Один из них вырыл могилу, лег на дно ее отдохнуть и больше не встал – умер»[624].В память о жертвах голодной зимы 1941–1942 г. на Пискаревском кладбище теперь горит неугасающий священный огонь. Но в те дни кладбище выглядело по-другому. Участник блокады, посетивший Пискаревку в январе 1942 г., следующим образом рассказывал о том, что он тогда наблюдал: «Чем ближе подъезжали мы к Пискаревке, тем больше валялось трупов по обеим сторонам дороги. Заехав уже за город, где стояли небольшие одноэтажные домики, видны сады, огороды, вдали я увидел какие-то необычайно высокие бесформенные кучи. Подъехал поближе. Убедился, что по обеим сторонам дороги навалены огромные кучи покойников, причем навалены они так, что две машины разойтись по дороге не могли. Машина идет в одну сторону, обратно ей развернуться негде. В две стороны двигаться было нельзя»[625]
.Неблагополучное положение с захоронением погибших от голода потребовало принятия решительных мер. 7 января 1942 г. состоялось заседание Исполкома Ленгорсовета, на котором специально обсуждался этот вопрос. Принятое Исполкомом решение обязывало под угрозой ревтрибунала навести в течение ближайших дней в этом деле порядок. Но «ближайшие дни» растянулись на целые месяцы вплоть до весны 1942 г.