Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Брежнев заботился о теплоте отношений, используя для обращения к большинству товарищей из Политбюро уменьшительные имена, и позволял называть себя «Лёня»1408. Это было немыслимо во времена Сталина, а Хрущев к концу своей карьеры находил для каждого оскорбительное прозвище1409. Брежнев же обращался к Андропову – Юра, к Черненко – Костя, к Громыко – Андрюша и т. д. Только к Суслову и Косыгину он обращался по имени и отчеству, ибо, как говорят, понимал, что уступает им в интеллекте1410. Это тоже был жест, показывавший, что он не считал себя первым и единственным умом в Политбюро.

Брежнев поддерживал такой тесный контакт и по праздникам, а также во время отпусков. Он выезжал с членами Политбюро и их семьями на дачу или в отпуск в Крым, где у них были летние дома по соседству. Кроме того, они вместе ходили на футбол и хоккей, так как Брежнев по-прежнему болел за московский футбольный клуб ЦСКА1411. Устинов, Громыко, Кириленко, Андропов, Черненко и Кулаков или, точнее говоря, Дима, два Андрюши, Юра, Костя и Федя по праздникам приходили на дачу, чтобы провести день с Лёней1412. Брежнев охотно изображал из себя мажордома, лично принимавшего гостей у двери, забиравшего у них пальто и сервировавшего стол простой домашней едой1413.

Здесь возникала ментальная культура доверия, покоившаяся на эмоциональной близости. Благодаря тому, что на передний план выдвигались личные, чуть ли не семейные отношения, все риски на служебном уровне, вроде смещения или репрессий, казались устраненными. С помощью постоянных встреч, телефонных разговоров и совместного проведения досуга вновь и вновь перформативно создавались доверие и камерность.

«Приглаженные» иерархии

Не только члены Политбюро и секретари ЦК получали удовольствие от непринужденного, «семейного» обмена мнениями с Брежневым. О доверительной, свободной атмосфере, царившей на правительственной даче «Заречье» недалеко от Москвы или в охотничьем хозяйстве «Завидово», сообщали и сотрудники аппарата ЦК, собиравшиеся там на рабочие встречи. Брежнев обращался к ним на ты, отказывался даже от галстука и воротника, ожидая и от собеседников удобной одежды, и болтал с ними о том, как те спали, что им снилось и в каком они настроении1414. В то время как его сотрудника Брутенца раздражала «вульгарность поведения, фамильярность в отношениях со стенографистками»1415, спичрайтеру Бовину приятельское обращение нравилось: «Застолье было формой общения, “расслабухи”, как теперь говорят. Не чувствовалось скованности: вот – Генеральный секретарь, а вот – машинистка. Перед выпивкой и закуской все были равны. Читали стихи. Брежнев прекрасно знал Есенина и, встав на стул, декламировал почти всю “Анну Снегину”. Пели песни»1416. Большей частью Брежнев появлялся в 11 часов к завтраку, говорил затем по телефону, после этого работал над текстами речей и пользовался послеобеденным временем для охоты. Вечерами сидели вместе за домашней едой и водкой. Брежнев любил веселое общество, великолепно развлекал сотрудников рассказами из своей жизни и следил за тем, чтобы никто не пил слишком много1417. Он был в курсе не только своего распорядка дня, но и трудностей, недугов и недостатков сотрудников. Тем самым генсек практиковал устранение разницы между частным и служебным и в равной мере превращал сотрудников аппарата ЦК в «членов семьи». Вот, например, оценка Брутенца: «Но взгляд с нескольких шагов полностью разрушает иллюзию, и “действо” часто оказывается примитивным, даже пошлым делом, напоминает семейные, клановые и коммунальные отношения»1418. То, что Брутенц считал предосудительным, вероятно, как раз и было целью Брежнева или основой его руководства. Благодаря сглаживанию иерархических различий и стиранию социальных границ он стал запанибрата со своим окружением. Эти люди должны были воспринимать его как одного из своих, а не как чужака, который мог бы представлять собой опасность.

Брежнев практиковал это уравнивание и превращение в единое целое не только на уровне Политбюро и аппарата ЦК, но и в отношениях с третьим кругом лиц – своими телохранителями и обслуживающим персоналом. Брежнев знал имена всех своих охранников, поваров и служащих и постоянно осведомлялся, как их дела, в добром ли здравии семья, не нужно ли им чего-нибудь1419. Он заботился обо всех них, обеспечивая этим людям квартиры и распределяя денежную помощь. В записной книжке генсек отмечал дни рождения всех упомянутых лиц, чтобы должным образом одарить их1420. Насколько советский лидер любил получать подарки и ордена, настолько и ему самому нравилось дарить и награждать1421.