Я же повторила себе, что никогда не стать мне писателем… Но вдруг поняла: Алексис не приходит в школу, потому что у него ботинки – «рванина». Тогда я вспомнила про… «страсти» Мирто. Сестра однажды весь дом на уши поставила, требуя, чтобы ей купили какие-то ботинки на шнуровке – точь-в-точь как у мальчиков. Тетя Деспина купила.
– Поклянись, что ни одной живой душе не скажешь! – потребовала Мирто в день, когда надела эти ботинки в первый раз.
Я дала слово.
– Они мне давят на пальцы.
Так что она носит их от случая к случаю, только чтобы мама ее не спрашивала, куда она их дела и почему не носит, если так хотела. И когда Мирто надевает их, то каждый раз вздыхает:
– Ну что ж, пора примерить мои «страсти».
Надо было все это рассказать и спросить еще, какой размер обуви у Алексиса, но тут его отец снова помрачнел и замолчал, мама продолжала плакать, а Алексис лежал без движения, зарывшись в подушки.
– Так тебя зовут Мелисса? – прервал молчание отец Алексиса, и снова его глаза стали веселыми, и вокруг них снова сбежались мелкие морщинки.
Я рассказала, что так меня назвал дедушка, потому что это имя моей бабушки и одной древней царицы.
– А ты любишь королей? – спросил отец Алексиса.
И тут меня словно прорвало, и я выложила все. Про тетю Деспину и Мирто и про то, что они обожают королей, про меня и дедушку и про то, что нам с ним короли даром не нужны. Я даже про папу рассказала, про то, что он боится потерять место с тех пор, как объявили диктатуру, и про то, как он заставил нас переименовать котенка. Рассказала про Мирто и ее звезды и про то, что Мирто хотят сделать звеньевой, а дедушка сказал: «Раз это необязательно, и пусть другим выпадет честь стать первыми, и не высовывайся». Я рассказала о леопарде, стоящем под стеклом, и об Артеми, считающей нашу гостиную с ее потертыми бархатными креслами сказочным королевским дворцом. «А наш двоюродный брат Никос…» – я собралась было рассказать и про него, но тут запнулась и в растерянности огляделась.
Алексис высунулся из-под своих подушек, сидел, упираясь локтями в диван, и слушал. Его мама уже не плакала, даже улыбалась, а отец хохотал во весь голос.
– А какой у тебя размер обуви, Алексис? – торопливо сменила я тему и рассказала про «страсти» Мирто.
Его отец встал и расцеловал меня в обе щеки, а потом посерьезнел:
– Наверное, это моя вина, Мелисса, не надо было спрашивать тебя о королях, но ты не должна говорить такие вещи незнакомым людям.
– И теперь папа потеряет свое место в банке? – спросила я в ужасе.
– Успокойся, – улыбнулся он. – Ничего страшного не произошло. Мы твои друзья, но старайся не разговаривать с незнакомцами.
– А они не похожи на девчоночьи? – впервые подал голос Алексис.
– Совершенно! – успокоила я его. – Типичные мальчиковые.
– Ну если только ненадолго… если разрешит твоя мама, – проговорила мама Алексиса. – А потом нам, наверное, удастся купить ему новые.
Я же сказала, что мама только счастлива будет, потому что ей совсем не нравилось, что девочка носит такую неподобающую обувь. А что касается Мирто, она только свои золотые перышки и звездочки никому не дает, а со всем остальным расстается не задумываясь.
– Это твоя сестра знает, сколько тычинок у цветка яблони? – засмеялся отец Алексиса.
Да он ему все разболтал, этот Алексис!..
Алексис достал свою «рванину», чтобы пойти со мной и взять «страсти» Мирто и не пропустить школу и завтра.
– Я к тебе в дом не пойду, потому что стесняюсь, я на улице подожду, – заявил он мне.
И всю дорогу до моего дома он говорил:
– Ты только скажи своей сестре – это всего лишь на три дня. А потом мне купят.
А мне кажется, что ему в тысячу раз лучше было бы носить свою «рванину», чем просить чужие ботинки, но господин Каранасис заявил, что Алексис позорит всю школу, пока носит подобную дрянь. Вот этого я совсем понять не могла.
– Как тебе мой папа? Занятный, правда? – спросил меня Алексис, когда мы уже почти подошли к дому.
– Он отличный, – ответила я.
Однако сама думала о том, что не знаю, хочу ли я становиться писателем.
Вечером, когда мы ложились спать, я рассказала Мирто про дом Алексиса:
– Его отец – настоящий писатель. У него на столе полно книг и пыли. А он носит пиджак с дырками на локтях и пишет при свете лампы, хотя на улице день-деньской.
– А я не хочу отца-писателя, – заявила Мирто. – Потому что тогда, может, и нам пришлось бы бегать по соседям и просить ботинки в долг.
Я не ответила – не знала, что сказать, – только вспомнила, что мне очень понравилось, как со мной разговаривал отец Алексиса: словно бы мы друзья.
– ОЧСЧА, ОЧСЧА! – пожелала я спокойной ночи Мирто.
Впервые в жизни я встретила настоящего писателя и поэтому была ОЧСЧА.
– ОЧПЕЧА, ОЧПЕЧА, – надулась Мирто. – Сегодня мне пришлось сказать господину Каранасису, что я не стану первой фалангисткой… а значит, я не стану звеньевой.
Мелочная лавка киры Ангелики и сбережения
Теперь по четвергам во время приемов тети Деспины мы в гостиную, как раньше, не спускаемся. На этом настояли дедушка и папа.
– Это дети… как бы чего не ляпнули, – заявили они в один голос.