Лепестки Белладонны

И ей сильнее захотелось убить Выскочку. «Надеюсь, его сбил автобус», – досадливо «пожелала» Мира. Она не могла поверить, что Ханс, выстраивающий для окружающих образ пай-мальчика, мог всех подставить.

– Он не подходит к телефону, – сказал Франк, умоляюще глядя на Миру, словно она знала, где блудный музыкант, и покрывала его.

– Понятия не имею, где Выскочка! – отрезала Мира и засобиралась уходить. Встала, поправила черную водолазку, взяла сумочку. – Я бы стрясла с него нехилые пенни, – адресовала она свой совет менеджеру, – пусть богатый папаша отдувается за горе-сыночка, – и покинула студию.

Оказавшись на улице, Эльмира поняла: она чувствует разочарование, которое неприятно холодит губы, на пару с падающими с неба снежинками. «Ханс – идиот, но, готова признать, с ним на интервью было бы весело, – думала она. – Не так весело, как было в Лос-Анджеле с Джеком, но…»

– Мира, хорошо, что ты не ушла! – запыхавшись, к ней бежал Франк. Вернее, сначала пузо Франка, потом он сам. – Я знаю, где Биттнер!

– Поздравляю тебя, – сухо бросила в ответ. – А Биттнера еще сильнее. Но я ухожу. – Мира представила, как закажет еду в номер, позовет Джека и обсудит с ним придурка Ханса. Вот Джек бы точно не подставил ее! Он – человек слова. И вовсе не придурок.

Но у Франка была миссия: достать подопечную так сильно, что простуда покажется мелочью на фоне жажды убийства. Франк схватил Миру за руку, прекрасно зная, что она терпеть не может прикосновения без спроса, и воскликнул:

– Постой, кошечка! Я знаю, где Ханс и почему он не приехал.

– И где? – спросила Мира из вежливости.

– Он снял лофт. Правда, подошел к телефону его друг…

– Ах, друг! – вспыхнула Эльмира и пнула сугроб сапогом на плоской подошве. – Мы тут, как идиоты, ждем Выскочку, а он пьянствует с друзьями! В лофте. – От свежего воздуха и негодования у нее спала температура.

– Нет. – Франк энергично закачал головой. – Ханс не мог… Он же…

– Ага, – отрезала Мира, сосредоточившись на телефоне – заказывала машину, желая скорее убраться отсюда. Она-то знала, какой на самом деле бывает паинька Ханс, особенно в компании других людей. Надевает маску.

– Даже если так, – пошел на попятную менеджер, – у Ханса сегодня день рождения! Ума не приложу, почему он не сообщил, мы бы перенесли эфир. А теперь… глупо получилось, да? – рассуждал Штольц. – Выбрали эту дату, Биттнер кивал, соглашался… Может, у него амнезия? Его все-таки избили. Или забыл о своем празднике? Творческие люди…

– Напиться он не забыл, – вставила Мира и ткнула по экрану.

Водитель прибудет через пять минут.

Отлично, она скоро сядет в уютный салон, согреется, а то ноги начали дрожать в тонких джинсах, и уедет в отель. Мира выбрала игнорировать Франка, который, как назойливая муха, зудел над ухом, строя теории, почему же святой Ханс Биттнер умолчал о празднике, они бы такой сюрприз подготовили… Ага, Мира особенно. Навсегда бы запомнил ее сюрприз.

Но, изображая безразличие к ситуации, Эльмира напряглась. В ее груди свербело любопытство. Она вспомнила праздник Джека: все знали, каждый поздравил. И сам боксер хоть и смущался, но был рад вниманию. А Ханс… предпочел умолчать? Подставить их?

– Ну и придурок, – заключила Мира, рассмотрев в тени улицы огни нужного автомобиля. – О, мой водитель. Хорошего вечера, Франк. Я бы на твоем месте устроила Хансу взбучку. Незнание не освобождает от ответственности – слышал такое? Пока-пока!

Длинные гудки рвали тишину салона. Мира дергала ногой, попадая носом сапога по водительскому креслу. Джек не отвечал, а она звонила, словно заколдованная. Ей нужно услышать его голос! Хоть что-то хорошее в неудачный день.

Водитель прокашлялся, видимо, раздраженный ее нервозностью и тем, как навязчиво Мира пыталась дозвониться до собеседника. Она собиралась сбросить вызов, когда Джек наконец ответил:

– Привет, Белладонна! – Его голос затерялся среди детских воплей.

– Ты где? – напряглась как ревнивая жена.

– Смотрю по «Скайпу», как мальчишки играют в «Дженгу» [63]. —Голос звучал счастливо и расслабленно. Мира давно его таким не слышала: медовый тембр, любовь в каждом слоге. С ней он никогда так не разговаривал. – А ты? Как прошло интервью?

– Па-а-а-а-ап, Джонни жульничает!

– Неправда! Ты, маленький врун!

– Ха-ха, ребят, подождите! – Шуршание. Когда Джек вновь заговорил, то звучал четко, без постороннего шума. – Мира? Почему ты звонишь?

Она молчала. Смотрела в стекло на ночной город и боялась выдохнуть – вместе с выдохом вырвутся рыдания. Скрутило легкие, будто те высохли до состояния бумаги – каждый вдох причинял боль. И, как ведро ледяной воды на голову, мысль: Джек не ждет возвращения Миры в отель. Не хочет услышать ругательства на Ханса, поужинать вместе, провести вечер. Здесь, за океаном, он ближе к семье, чем к ней. Это правильно. Так и должно быть. Но почему так больно? Словно Джек и его счастливая жизнь – корабль, который несется прочь, рассекая воду, а Мира плывет далеко позади на маленькой лодке и гребет деревянными веслами, пытаясь догнать, быть Джеку кем-то.