Лепестки Белладонны

– Я не понимаю?! Я думаю о тебе двадцать три часа в сутки! – Ханс обессиленно опустился на край дивана. – Знаешь, почему не двадцать четыре?! Еще час я ненавижу себя за это. А потом по новой! Все, мать твою, сначала! – Он шумно задышал, успокаиваясь. И пока Мира стояла, в изумлении глазея на Ханса, он накинул на плечи безвозвратно испорченную, без пуговиц рубашку, подхватил кожаную куртку и, перед тем как покинуть комнату, подошел близко-близко. Выдохнул ядовитым облаком из сигаретного дыма и злости: – Пошла ты, Мира. Пусть выглядит так, что ты воспользовалась мной или я тобой. Мне без разницы. Ты победила, молодец! Тешь свое самолюбие в одиночестве!

Щелкнул барабан револьвера, и Бандит перехватил оружие. Он навел курок на Белладонну. Хотел нажать, причинить ей боль, но не смог. Кинул револьвер на бетонный пол и подхватил Белладонну на руки.

– Я люблю тебя, чертовка, – сказал, жадно целуя ее в шею.

– Мы будем любить друг друга до последнего вздоха.

– Я бы хотел пожить подольше, – усмехнулся Бандит. – Пора убираться отсюда. – С Белладонной на руках он поднял пистолет и направился к выходу из камеры для допросов.

Они угнали мотоцикл и неслись по улицам Дрездена прочь от полицейского участка, подальше от города. Они ехали долго, и снежинки танцевали на их полураздетых телах. Белладонна крепко обнимала Бандита.

Наконец они остановились в пригородном мотеле. Сорвали с двери плакат с их лицами и надписью «Разыскиваются», а потом зашли в номер. Были только они. Безумные влюбленные. Белладонна и Бандит.

Финальная сцена клипа – эротическая. Джек и Эльмира находились в павильоне. Режиссер воссоздал номер дешевого мотеля: застиранные простыни, потрепанная мебель, лампа на прикроватной тумбочке. В полумраке певица прижималась к боксеру, целовала в губы, как и было оговорено в сценарии. Но то, что Джек возбудится, – в сценарии не было, и ему было чертовски неловко, когда в джинсах на уровне ширинки стало тесно. Наверное, дело в обстановке. Наверное, он упустил шанс стать прекрасным актером. Его тело забыло, что он на съемках клипа. Была постель, и были они – испорченная хорошая девочка и бандит. Джек сел на кровать, схватил Белладонну за талию, потянул на себя и заставил стройное девичье тело оказаться у него на коленях. Она наверняка почувствовала, как он упирался в нее. Застонала, но Джек не реагировал, занятый имитированием страстных поцелуев. Какое счастье, что он отказался сниматься в постельной сцене, как режиссер изначально задумывал! Джек бы сгорел со стыда, не в силах обуздать свое желание. С прикрытыми глазами он провел рукой по телу Миры и случайно дотронулся пальцами до ее промежности через задранное платье и тонкую ткань трусов. Ох! Безумная девчонка вновь добилась своего!

Джек отнял руку, словно обжег пальцы. На секунду глаза Белладонны и Бандита встретились. Джек смотрел на Миру – ему хотелось, чтобы она испытала тот же стыд, то же чувство неправильности происходящего, и, кажется, она поняла – зрачки расширились, затмевая серую радужку. Она думала о ком-то другом?

Осталось немного, пара минут максимум, и сцена будет снята. Джек молился: «Пусть режиссер одобрит эту вакханалию с первого дубля!» Мира приподняла бедра, воссоздавая активное трение, но на Джека не смотрела. Тишина и мягкие простыни размывали границу – что реально, что нет? Мог бы Джек зайти дальше?

– Браво! Снято!

Погасли камеры, зажглась лампочка на потолке, озарив комнату ярким светом. Два тела будто вмиг оказались на операционном столе: пристыженные, уязвимые. Зашумел кондиционер, охлаждая мокрую от пота кожу. Льюис, щурясь, прикрыл ладонью глаза и встал с постели. Когда он привык к свету, то оглядел комнату – Миры в помещении уже не было. А была ли?.. Произошедшее казалось сном, до предела возбуждающим сном. Он ненавидел свое тело за происходящее. Хотелось принять душ.

В номере Джек долго не мог прийти в себя. Дыхание сбивалось, руки тряслись, а член, кажется, и вовсе жил своей жизнью, не желая опускаться. Ему было почти больно. Льюис помочился, и напряжение спало. Выругавшись, Джек рухнул камнем на постель. Он не хотел Миру. Он ненавидел свой организм за то, что вынужден бороться.